«Как же так?.. – пронеслось в помутившемся было мозгу. – Мало того что он лишил меня семьи, достоинства, смысла существования, вышвырнул с тринадцатого этажа, обрек на мытарства и скитания, безжалостно расстрелял из автоматического оружия, так он же еще вдобавок уродует тех, кого я люблю?..»
Иннокентий пытался собой овладеть, но мысли мешались и принимали совсем уже хаотический характер.
Неожиданно его осенило, что голова как-никак принадлежала Сонечке – что могло означать, что и личность страшного гибрида могла принадлежать ей, а не генералу!
«Стоп, только не терять разум!» – попытался взять себя в руки Иннокентий (он внезапно подумал, что толком не знает, где прячется личность – в туловище или в голове?!).
Тем временем Сонечка, нечленораздельно причмокивая и неискренно попискивая, тянулась к нему мерзкими генеральскими клешнями, словно желая обнять (или, кто знает, придушить!
И он тоже инстинктивно потянулся к своей любимице обеими руками и – как провалился…
Но вскоре же, впрочем, очнулся в роскошной постели, на мягких пуховых подушках.
В метре – полутора от него, в потертом старинном кресле восседало странное Существо непонятного рода и вообще не подающееся описанию (просто нет таких слов, а врать неохота!).
Картинка могла показаться вполне идиллической, если бы не рвотная вонь, мутящая разум и ослепляющая взор.
В ногах Существа стояло корыто, из которого Оно черпало гадкую глину (вот, кстати, и объяснение вони!) и ловко лепило игрушечных человечков, которые мгновенно оживали и тут же с радостными воплями исчезали…
…Догадливый читатель романов, без сомнения, сразу и без труда признал в неожиданном скульпторе одного из двух Божественных Близнецов, а именно – Доброго!..
Иннокентий невольно зажал рукой нос, к чему Существо, впрочем, отнеслось с пониманием.
– Что говорится, из грязи и смерди творим человеков! – смущенно улыбнулся Близнец по имени Бог.
Иннокентий не знал, что на это ответить, – потому и промолчал.
Бог долго разглядывал нашего героя – как будто желал насладиться его видом и запомнить.
– Так вот ты какой! – наконец произнес Он, не скрывая чувства глубокого удовлетворения.
От странности и непостижимости ситуации, в которой он неожиданно оказался, Иннокентий даже заерзал на подушках.
– О, возлюбленный сын! – с чувством воскликнуло Добро, подняв перемазанные глиной руки (но, может, не руки!)…
Кого Иннокентий всегда вспоминал с удовольствием – так это своих таежных отца и мать, обнищавших потомственных дворян Александра и Софи; о каких-то еще родителях он не слышал и не помышлял; оттого-то признание Существа, по правде сказать, застало его врасплох…
Бог широко и по-доброму улыбался Иннокентию (но, может, и не улыбался!).
Он, казалось, понимал, что творилось в душе нашего героя (или не понимал!)!
– Типичная послеродовая амнезия! – опять улыбнулся Бог (или, опять же, не улыбнулся!).
И про амнезию Иннокентий тоже не понял и тоже промолчал.
– Ах! – с легкой грустью выдохнул Бог, отправляя Иннокентия за воспоминаниями…
Далеко от земли (дальше, чем можно представить!)…
215 Увлекаемый Божьим дуновением, преодолев за считаные доли мгновения расстояние в 999 биллионов световых лет, Иннокентий достиг квадратного круга, где, собственно, и хранилась знаменитая Книга Акаши…
216 …Акаши являла собой не совсем книгу (точнее, не совсем то, что мы под книгой подразумеваем!).
Впрочем, если можно назвать книгой квинтэссенцию вселенской памяти, в которой записаны все (подчеркнем, до единой!) вибрации Бытия – то пускай это будет книга, в конце-то концов!
Внешне Акаши была похожа на круглый квадрат, виртуозно смонтированный из остро-тупо-впукло-выпуклых зеркал, преувеличенно (вроде комнаты смеха!) отражающих все, что когда-либо на свете происходило!
Тут душа, завершая свой путь, могла оглянуться и заново пережить прекрасные и отвратительные минуты дней жизни прошедшей.
В виде величайшего исключения первым из смертных наш герой был допущен к Акаши – задолго до завершения жизненного цикла!
Не иначе как он был участником некоего
217 …В таком кино, где можно увидеть себя же от начала времен, Иннокентий еще не бывал!
Подобно одинокому мореплавателю, претерпевшему в шторм крушение утлой лодчонки, он с головой окунулся в бесноватый океан мировой человеческой истории со всеми ее сюрпризами.
Картины и события сменялись с фантастической быстротой – тем не менее каждая из них с поразительной ясностью отпечатывалась в сознании нашего героя.
…Вот он (на него не похожий – но он!) гонит овец через поле, на котором трудится Каин; по пути он желает брату Добра и Смысла – за что тот его бьет лопатой, как бешеного пса…
…И он же (опять – определенно – он!), в сопровождении жены (удивительно похожей на Марусю!), сыновей и жен сыновей, скота и зверей и небесных птиц, восходит по шаткому трапу на Ковчег, а ему вослед из толпы несутся грязная ругань и оскорбительные плевки…