Последний апокриф

Высоко наверху, в прозрачном и призрачном иерусалимском небе, плавали исполинских размеров надувные попки и пипки, фаллосы с умилительными картинками из «Камасутры» (воистину неустаревающего памятника древней индусской науки об искусстве возлежания!), а внизу, на земле, стараниями энтузиастов ПГСМ эти самые картинки буквально на глазах оживали и расцветали.

Судя по чувственным выкрикам, воплям и стонам из толпы, земная, творчески осмысленная и полная динамизма «Камасутра» возбуждала в окружающих неподдельный и более чем интерес.

На отдельных, вращающихся в разных плоскостях автоплатформах, мимо восторженных зрителей неторопливо проплывали голубые быки и розовые коровы, по-своему грациозно представляющие позы, насыщенные тонким эротизмом; желтые жирафы и синие слоны, весело и без обиняков трубящие миру о свободной любви; зеленые антилопы, лиловые ленивцы, гиацинтовые орангутанги и красные кенгуру, демонстрирующие секс без правил; белесая кобра, анилиновая анаконда, гюрза золотистая, песчаная эфа и прочие гадюки, сосуще посапывающие от наслаждения и беззастенчиво примеряющие на себе кондомы всех цветов и народов; белые цапли, серебристые страусы, акриловые павлины и фиолетовые фламинго, исполняющие в унисон свадебные песни.

Но особенно (если, опять же, говорить об анималистическом разделе программы парада!) всех собравшихся впечатлил гигантский аквариум, бурлящий от игрищ антарктического кита с ближневосточной акулой, полинезийского ската с астраханской щучкой, морского дьявола с Антильских островов с глубинным головастым и неповоротливым тихоокеанским осьминогом.

Несмотря на толкучку и ажиотаж (поглазеть на парад однополых живьем в Иерусалим слетелись миллионы зевак!), нашим героям невероятным чудом удалось-таки протиснуться в первые зрительские ряды.

Иннокентий крепко держал Марусю за руку, чтобы не потерять, но и она свободной рукой судорожно за него держалась (не разорвать цепочку из любящих рук!).

«Я могу за нее умереть!» – спокойно, без всякого пафоса или даже малейшего налета драматизма думал Иннокентий, ощущая ее руку в своей.

«Я за него всем глотки поперегрызаю!» – без колебаний обещала себе Маруся.

Теперь уже оба они понимали (сердцем, понятно, больше, чем головой!), что их встреча на Веселеньком кладбище совсем не случайна!

Как, собственно, не были случайными и фантастическое парение в невесомых сферах Любви, и чудесное спасение из-под пуль и ракет, и невероятное путешествие во Времени и Пространстве, и неизбежное пришествие в Иерусалим.

«Ничто в этом мире не происходит случайно, а, как назло, – закономерно!» – припомнил Иннокентий одно из 613 ежедневных поучений Чан Кай Ши.

«Случайно только дети родятся, когда не случайно!» – отчего-то всплыло у Маруси знаменитое изречение сутенера-организатора Порфирия Дурынды по прозвищу Падаль.

Оба они испытывали странное двойственное чувство отрешенности и – одновременно! – некой причастности ко всему происходящему в Святом Городе.

Разумеется, они и помыслить не могли о тех невероятных испытаниях, что их ожидали в Иерусалиме, а также о той великой (время воскликнуть – величайшей!) роли, уготованной им Судьбой…

214 …Тяжелейшее оцепенение, как бывает, внезапно овладело туловищем Иннокентия.

Между тем, по мере того как физически он деревенел, его Дух (читай, его истинное Я!) беспрепятственно возносился в горние дебри Вселенной.

По счастью, наш герой и прежде нередко медитировал – так что он удивился, конечно, но не испугался.

Внешне, фактически, он оставался на улице Яффо – в то время как его астральное тело беспрепятственно достигло тяжелых сандаловых ворот горного монастыря.

Иннокентий с первого взгляда узнал жилище Учителя, в котором провел семь непростых и нелегких, но радостных лет (не было камня в округе, об который бы он свой лоб не расшиб!).

По привычке он тут же пал ниц, после чего и пополз в обитель.

А там, во дворе, в пятнистой тени фиговых деревьев, у фонтана, мелодично журчащего гимн Китайской Народной Республики, в гамаке, плетенном из девственных лиан, лениво и несуетно, как на волнах, покачивался крошечный с виду, но великий по сути мудрец Чан Кай Ши.

Вообще-то, сколько он помнил, прежде в монастыре не росли фиговые деревья, и фонтан не журчал (его не было вовсе!), и Чан Кай Ши в гамаке не валялся – все-таки, подавив сомнения, Иннокентий трижды хлопнулся лбом о землю и почтительно выдохнул:

– Учитель!

– Поднимайся, сынок! – услышал он мягкий, по-доброму звучащий голос.

– А можно? – не отрывая лба от пола, на всякий случай переспросил Иннокентий.

– Не бойся меня! – как гром среди ясного неба, прозвучал для него нежный, до боли знакомый детский голосок.

Подняв голову, он с изумлением обнаружил себя уже не в Китае, а в бывшей своей читинской квартире, стоящим на коленях перед ненавистной генеральской тушей, нереально венчаемой трогательной головкой десятилетней девочки.

Воистину, большего ужаса за свои тридцать три года он не испытывал.