Я смотрю на часы на приборной панели: 7:42. Должно быть, он сейчас готовится к проповеди. Мне говорили, что он скачивает их прямо из Интернета.
Я сажусь на ступеньку парадного крыльца церкви и начинаю его ждать. Здешняя церковь так не похожа на церковь Всех Святых. Тут нет ни роскоши, ни отдающих мистикой одежд. Что видишь, то и получаешь, никаких заморочек, никакого кота в мешке – начиная с подгнивающих деревянных ступенек лестницы до облупившейся белой краски на стенах. Семьи основателей Мидленда построили этот храм своими собственными руками. У нас тут нет какой-то шикарной купели для крещения – мы проводим крещения в речушке, которая вытекает из озера Хармон. Пусть кое-кто называет нас неотесанными, темными, но в каком-то смысле тут все, связанное с верой, кажется более искренним, более настоящим. Жители нашего городка могут шумно гулять субботними вечерами, ввязываться в драки, изменять своим женам или мужьям, ездить к старым трейлерам, стоящим возле кладбища машин Теда Бэннона, чтобы купить метамфетамин, но утром в воскресенье они неизменно являются сюда, чтобы раскаяться в своих грехах.
Вообще-то я даже не понимаю, что я здесь делаю, что заставило меня прийти сюда. Может быть, все дело в том, что вчера вечером преподобный Деверс был одет как Иисус. Я понимаю, это кажется глупым, особенно потому, что я больше не очень-то во все это верю, но какая-та часть меня хочет верить. Может быть, он сможет помочь, нет, не с Эли и остальными, а помочь мне самому в том, что касается моей души. «Снимите груз с ваших душ». Вот об этом всегда и поется в религиозных гимнах. Ну так вот, я хочу снять с себя этот груз и оставить его здесь. Какой-то части моего сознания кажется, что нам следовало убраться из Мидленда, когда у нас была такая возможность, но я посмотрел достаточно фильмов ужасов, чтобы понимать – бежать от дьявола нельзя.
– Клэй Тейт! – Из-за угла выходит преподобный. – Какой приятный сюрприз.
В руке у него керамическая кружка с кофе, от которого пахнет скорее конфетами, а не кофе, под мышкой он несет Библию.
– Извини, что заставил тебя ждать. Не мог найти свои ключи. Пришлось искать запасные. – Он дергает вверх воротник, но я все же успеваю заметить засос у него на шее.
Я оглядываюсь на его гараж. Должно быть, у него там женщина. Интересно, кто она?
– И у тебя, и у меня сейчас такой вид, что думаю, вполне можно предположить, что у нас обоих была бурная ночь. Я грешник, Клэй, но думаю, большой босс простит меня. Восславим же Господа, – с нервным смехом говорит он.
Он идет к двери церкви, чтобы отпереть ее и обнаруживает, что вся связка ключей уже свисает с замка.
– Странно, – бормочет он. Повернув круглую дверную ручку, он толкает дверь, и она открывается.
Жуткий запах ударяет нас, словно стена из кирпича. Это смесь из вони гниющего мяса и аромата каких-то трав. Слышится жужжание мух. В фасадной части церкви, прямо перед кафедрой проповедника мы видим Джимми Дугана. Абсолютно голый, он стоит на коленях у самого алтаря.
– Похоже, не только у нас двоих была бурная ночь, – смеется преподобный. – Сынок, тебе лучше отсюда свалить! – кричит он Джимми. – Сюда вот-вот явятся прихожане, так что если тебе не хочется, чтобы они увидели твое… О, Матерь Божья! – Он шумно выдыхает и роняет на пол и свой кофе, и Библию.
Я обхожу преподобного – меня неудержимо тянет к алтарю. Глаза Джимми открыты и сплошь черны. Его белая кожа кажется сделанной из мрамора. Рот разинут, словно он готовится мне что-то сказать. Рядом с ним на полу лежит окровавленный нож. Спереди на нем виден тот самый символ. Перевернутая буква «U» с двумя точками наверху и двумя внизу, и этот символ измазан кровью. Я не могу разглядеть, что он держит в руках, но его ладони, сложенные в пригоршню, лежат у него на коленях, совсем как у Умнички в моем сне.
Я наклоняюсь, чтобы нащупать его пульс. Едва мои пальцы касаются его шеи, как я понимаю – он мертв. Я знаю, каково это – прикасаться к мертвой плоти. Я смотрю на его сложенные в пригоршню ладони и вижу, что он держит в них что-то гладкое и покрытое темной коркой запекшейся крови. До моего сознания не сразу доходит, что именно я вижу в его руках. А когда я наконец осознаю, что это такое, мое горло обжигает горячая соляная кислота – поднявшийся из желудка желудочный сок.
Я, шатаясь, отступаю назад, опрокидывая по дороге американский флаг, врезаясь в пианино и чувствуя, как мои пальцы бьют по его клавишам. Я, пошатываясь, выбегаю наружу и вижу, как к церкви идет толпа прихожан. Они улыбаются, здороваются друг с другом. Дамы несут кастрюльки, мужчины поправляют галстуки. Я вижу, как из своей машины выходят шериф и его жена. Взгляд Илая встречается с моим, и я чувствую, как у меня падает сердце.
– Клэй, что стряслось? – спрашивает шериф, подходя ко мне.
Не в силах выдавить из себя ни единого звука, я мешком опускаюсь на ступени, видя, как трясутся мои руки.