Последняя орбита

Незнакомая ранее печаль встревожила сердце. Еще не поки­нув Землю, Павел неожиданно для себя переживал близкое рас­ставание с ней. А что будет там, в пространстве? Он закрыл окно. Спать не хотелось, и Павел стал искать, чем бы заняться, чтобы в голову не лезло лишнее. Но тут в дверь постучали. Можно было, не сходя с места, отдать приказ автомату, и тот открыл бы двери перед поздним гостем. Но Павел был рад визитеру и поспешил в прихожую.

— Войдите!

Это был Бурмаков.

— Не пеняйте, что я несвоевременно, — начал он оправды­ваться, переступив порог. — Но по себе знаю — вам сегодня не до сна. Да и повидаться хочется. Завтра буду очень занят...

— Очень вам рад, — Павел действительно лучшего посетите­ля и не ожидал. — Вы проходите, проходите, прошу вас.

— В общем, если не возражаете, — сказал Бурмаков, — то я за вами. Нет, нет, семья тоже не спит. Поедем ко мне, кое-что обсудим. Это близко. Сегодня как раз окончательно утвержден маршрут, высказаны новые предложения о составе экспеди­ции.

— Я готов. — И сердце Павла, которое не реагировало на са­мые большие нагрузки, вдруг зачастило.

Бурмаков жил с семьей тоже в лесу, в похожем коттедже, только двухэтажном. Рабочий кабинет был под самым потолком и имел отдельный выход.

— Сначала дела, а потом познакомлю вас со своими, — пока­зывая на кабину лифта рядом с лестницей, он улыбнулся: — На­верное, это единственный вид технического прогресса, который я не хочу признавать, если, конечно, не очень высоко взбираться. И то время жалею, а не ноги.

Они поднялись в просторный уютный холл. Степан Василь­евич подвел Павла к столу, заваленному бумагами, чертежами, схемами.

— Разбирайтесь, если получится. Я сейчас.

Павел посмотрел, подумал, что в таком хаосе и сам хозяин, видимо, концов не найдет, и не стал копаться, потому что не пред­ставлял, что искать. А кабинет ему понравился. Настоящий каби­нет ученого-непоседы, космического бродяги.

На стенах было много картин и фотографий, в основном на космические темы. На них можно было проследить всю историю отечественной космонавтики — от первых кораблей класса «Вос­ток» и «Союз» до поздних орбитальных станций и планетолётов. Не было только снимков самого последнего корабля, «Набата». Наверное, он появится здесь тогда, когда Степан Васильевич сам побывает на нем в пространстве.

Большинство этих кораблей Павел видел в натуре, остальные в рисунках, чертежах, так что ничего нового фотографии ему не говорили. А вот снимки самого Бурмакова заинтересовали. Их было немного. В кабине космического корабля. Во время выхода в открытый космос. На Луне. Через скафандр и гермошлем мно­го не разглядишь. И Павел попытался представить себе Степа­на Васильевича в тех необычных условиях. Высокий, сильный, стройный, он на фоне пустынных лунных пейзажей выглядел настоящим великаном. Да, впрочем, так оно и было. Человек, который свободно ходит по чужой планете, не может не быть величественным, мощным, умным. А Бурмаков пробыл на Луне только во время последнего полета три недели. Но он не был там экскурсантом. В глубоком кратере Моря дождей нашел минерал, который послужил сырьем для отличного топлива двигателей «Набата». Именно поэтому и стала возможной эта экспедиция на Марс.

Пока Павел осматривался, хозяин сбегал на другую половину, предупредил жену, что придет не один. Вернувшись, сел рядом с гостем.

— Сначала я кое-что расскажу, а потом уже отвечу на ваши вопросы, Павел Константинович, — он помолчал, становясь на глазах серьезнее, словно мысленно перенесся в рубку «Набата». Заговорил, однако, мягко, доброжелательно: — Вы, конечно, зна­ете, что мы пойдем к Марсу. Старт состоится в ноябре, чтобы где-то в апреле оказаться на орбите Марса. В это время расстоя­ние между нашими планетами будет кратчайшим. Нам предстоит изучить местность в районе, обозначенном на картах Марса как озеро Солнца. Более конкретный план определим во время облета планеты и после высадки разведывательной ракеты с людьми.

Павел слушал и удивлялся будничности этого разговора. Дело шло о путешествии за миллионы километров, о совершенно ином, неземном мире, а Бурмаков и он сам воспринимают это как нечто обычное, словно корабли в дальний космос стартуют каж­дый день. «Ну, Степан Васильевич, — думал Павел, — деловит потому, что может как-то предвидеть, что их на Марсе ожидает. А он, Павел, откуда у него спокойствие? А может, человек всег­да волнуется только до определенной границы и, когда будущее становится ясным, голова начинает работать в другом направле­нии — как справиться с поставленной задачей? И тогда собствен­ная личность отступает на второй план».