Последняя орбита

— С Плутоном не разобрались, а на Марс оглядываемся, — я возмутился. Впрочем, кто-то должен иметь ясную голову. П. К. хотя и заменил капитана, однако капитанской решимости в нем мало. — Со Степаном Васильевичем что будет, пока мы тут мотаемся?

— Этого я не знаю, Витя, — грустно ответил П. К.

— Чего мы ожидаем, Павел Константинович? — надо было поставить точки над «и».

П. К. снова пожал плечами. Я знал, что этот жест у него озна­чал нежелание продолжать разговор. Но я был настойчив.

— Степан Васильевич в опасном состоянии...

— Степан Васильевич, придя в себя, не простит нам, если мы вернемся преждевременно.

Поговорили, называется. Как глухие. Неужели П. К. считает меня недорослем? Мне же скоро восемнадцать!

17 января. Получили еще две вести из Центра. Связь вроде бы восстанавливается, искажений меньше. На Земле опасаются за С. В., просят новые данные о его состоянии и почему-то ни сло­вом не упоминают о нашем возвращении. Заговор за моей спи­ной? Пусть себе, лишь бы все было хорошо.

П. К. прочитал присланные лазерограммы и впервые за столь­ко времени вздохнул с облегчением (правда, раньше он вообще не вздыхал, ходил как в маске). А потом внезапно спросил меня:

— Что ты думаешь об этом?

Я промолчал. Действительно, что я мог думать?

— Не обращай внимания, Витек, на мое недавнее настроение. У меня голова кругом шла, а ты молодец, держался. А сейчас в тумане вокруг нас появился проблеск.

Я удивленно поднял глаза. Хотя сегодняшний П. К. мне нра­вился больше.

— Обрати внимание, — говорил он, — нас не торопят с воз­вратом. Значит, состояние Степана Васильевича не критическое. Думаю, он в своеобразном анабиозе, вызванном взрывным излу­чением. Специалисты это допускают.

П. К. был слишком разговорчив. Подавленность последних дней вдруг сменилась возбуждением.

— Я тебе говорил, Витя, что капитан не позволил бы уйти отсюда, не проверив все гипотезы до конца.

— Так, кажется, вы все проверили.

П. К. сверкнул глазами и позвал робота:

— Вундеркинд, ты готов?

Вундеркинд теперь всегда был с нами. И сейчас он стоял спра­ва от пульта управления — то ли дремал, если это можно о нем сказать, то ли слушал наш разговор. Услышав вопрос П. К., он, не меняя позы, выдал длинную череду цифр. Мне аж дурно стало от одной мысли, что их надо запомнить. А П. К. успел записать, что-то добавил и ввел в ЭВМ.

— Не верится, — П. К. снова обратился ко мне, — что маяки на Плутоне случайно расположены по эллипсу. При всем уваже­нии пришельцев к окружности не могу предположить, что они руководствовались ею, размещая такие мощные излучатели на неопределенно долгое время.

— Ваше предположение не подтвердилось. Зачем толочь воду в ступе? — Это было грубовато, понимаю. Но П. К. дол­жен прислушиваться и к моему голосу. А кривить душой я не умею.

— Раз на раз не приходится, — он не показал, что обиделся. Просто ответил, но я опять ничего не понял. И вновь П. К. удивил меня. Нельзя же так упорно верить в то, чего нет!

Наверное, эти мысли как-то отразились на моем лице, так как П. К. улыбнулся и попросил робота:

— Вундеркинд, расскажи о назначении марсианского маяка.

Мне стало неловко. Что, если я зря нападаю на П. К.?

Робот медленно, как в раздумье, заговорил:

— Луч марсианского маяка не стационарный, он держится оп­ределенной точки в пространстве. Это выяснили искусственные спутники Марса, запущенные с Земли после нас.

— Слышишь, Витя? Я об этом узнал совсем недавно, когда уже был готов, как, кстати, ты и хотел, направить «Набат» домой. А лазерограмму, что на Марсе маяков больше нет, ты читал. Вот я и подумал: а почему марсианский маяк не может быть именно тем, который я искал на Плутоне? Не ради же экскурсантов по­строили его рядом с памятником-схемой! Мысль безумная, согла­сен. Поэтому и не высказывал тебе ее. Прости.

Моя обида сразу исчезла, осталось лишь недовольство собой. Но я не преминул высказать сомнение, которое у меня возникло:

— Слишком сложно, даже для высокоразвитых существ.

— Для них, наверное, нет. Для нас — тоже не очень, я же при­думал.

Увлеченные разговором, мы не обратили внимания на Вун­деркинда. А у того в программе был запрет мешать беседе людей. И он, получив информацию с ЭВМ, зашевелился, тронулся с мес­та и очутился у телескопа. Если нельзя вмешиваться в разговор людей, то подготовить им условия для работы можно.

П. К. мгновение смотрел на робота, потом догадался, видно, в чем дело, и стремительно вскочил на ноги. Он довольно невеж­ливо отодвинул Вундеркинда и припал к окуляру.

Робот не обиделся, он таких нюансов не улавливал. Поэто­му перегнулся через П. К. и подправил наводку. В тот же момент П. К. оглянулся. На его оживившемся лице пылали глаза. Я испугался. А П. К. рассмеялся. Я никогда не слышал, чтобы он так смеял­ся — победно, радостно и... опечаленно. Тревога за С. В. не исче­зала из наших сердец ни на минуту.

П. К. переключил телескоп на экран. Я увидел кусок обыкно­венного черного неба.

— Присмотрись, присмотрись, — повторял П. К.