Вот чудо, подумал я. Вундеркинда я видел раньше С. В. Этого уникального кибернетического робота подарили П. К. товарищи из Института прикладной математики. Он имеет руки и ноги, туловище и лицо со ртом, глазами, ушами, носом, одет в настоящий костюм, ходит так, что сзади не отличишь от человека. Конечно, с точки зрения технической необходимости не все эти детали были нужны, хватило бы совершенного мозга. Но творцы кибера словно заглянули вперед, подшучивая, что дают П. К. верного помощника для походов по чужим планетам — П. К. давно мечтал стать космонавтом, это им было известно. Товарищи П. К. решили, что уж если спутником будет машина, то пусть она имеет человеческий облик.
Замысел удался. Помню, как Валя впервые встретилась с Вундеркиндом. П. К. тогда только получил его и пригласил нас посмотреть подарок. Я пришел раньше. Сидим, разговариваем. А тут стук в дверь. Робот, как личность воспитанная, повернулся на стук и сказал:
— Пожалуйста, просим!
Валя ворвалась и застыла, пораженная.
— А ты кто такой? — опомнившись, спросила она робота, который скромно стоял в коридоре, ожидая команды или вопросов.
— Вундеркинд! — обычно кибернетические системы на эмоции не программируются, видимо, это пока невозможно, однако в ответе нашего робота мне послышалось скрытое достоинство.
— Твое имя Вундеркинд? — Валя протянула руку. — А я Валентина.
Робот коснулся ее руки своими мягкими и сильными пальцами и, совсем как человек, солидно произнес:
— Очень приятно, — и даже склонил голову.
А я подумал, что сейчас он ударит каблуками, как настоящий воспитанный рыцарь. Не ударил, только испытующе осмотрел Валю, словно составляя впечатление или запоминая.
Тогда робот насмешил нас, а позже я узнал, что он вообще имеет невероятные способности: обладает большими знаниями в различных областях науки и техники, может предсказывать погоду, получив задание — рассуждает, анализирует любую возможную ситуацию, находя оптимальное решение. Впрочем, то же самое делает и ЭВМ средней мощности. Так что нас с Валей поразил больше внешний вид робота, чем его кибернетический разум.
Естественно, П. К. взял Вундеркинда с собой на «Набат». Но какое отношение имел кибер к шахматам?
Вундеркинд вошел, поздоровался и уставился на С. В. — вызвал-то он, а наши голоса робот различал.
— Ты умеешь играть в шахматы? — спросил С. В.
— Моя программа предусматривает это, — ответил Вундеркинд.
А мне почему-то стало не по себе. Что, если над его шахматной программой работал кто-то из знаменитых гроссмейстеров? Я почувствовал, что над моим титулом нависла неожиданная угроза.
Но С. В. не давал мне времени на размышление.
— Вундеркинд, ты сыграешь партию с чемпионом «Набата», — и С. В. не удержался, подпустил все-таки шпильку, видимо, чтобы я не слишком зазнавался, — со стажером Виктором Осадчим. — Это «Виктор», которое мне обычно нравилось, прозвучало сейчас очень иронично. — Если стажер Виктор пожелает, — он и соглашался, и спрашивал. Наверное, все-таки, подумалось мне, не мешало бы и киберу придать немного эмоциональности в поведении, хотя бы искусственной, соответствующей моменту. Пусть Вундеркинд хотя бы для вида заволновался, выразил нерешительность. А то это какой-то психологический шантаж — его совсем не интересует результат.
— Как, Виктор? — уверен, С. В. задал вопрос просто для приличия, иначе зачем было звать робота.
Мне отступать было некуда. Я же объявил себя чемпионом. Да, если по правде, не боялся я этого остроумного робота. ЭВМ — только ЭВМ, даже способная выполнять миллионы операций в секунду. Фантазии у нее нет. А шахматы — творчество, искусство.
Мы бросили жребий — так настоял Вундеркинд. Ничего не скажешь, запрограммировали его настоящим спортсменом. Мне достались белые фигуры. С. В. присел возле нашего столика, а П. К. следил за партией из рубки по телевизору.
Дебют разыграли быстро, как при блице, — оказалось, теорию Вундеркинд знает (или помнит) отлично. Это меня не смутило. Еще в прошлом веке «Каиссы» (так называли тогда некоторые программы) в шахматной теории были энциклопедистами, да вот когда она заканчивалась и приходилось решать проблемы самостоятельно — начинали ошибаться. Однако и в наше время, как мне было известно, в позициях, которые требовали творческого подхода, шахматные машины остались на прежнем уровне. Так что я терпеливо ждал, когда наконец закончится выбранный нами дебют — разменный вариант русской партии. В общем, меняться начал мой партнер, и это должно было меня насторожить. Вундеркинд не мог быть трусом, не собирался «сводить» на ничью, играя черными фигурами. Но я, уверенный в себе, тоже не пытался запутать игру, создать условия для творчества — делал ходы, может, хорошие, а по сути не сильные, очевидные. Откуда мне было догадаться, что шахматиста из Вундеркинда готовили бывший чемпион мира и один из претендентов на это звание. Не дав киберу собственной фантазии, они зато сумели предусмотреть фантазию моего уровня. И довольно быстро я пожал Вундеркинду руку, поздравляя с победой.