Помню

До начала комиссии мне предстояло провести где-нибудь два часа. Стаса я застал в кровати и, конечно, поднял его. Пока он собирался, я спустился вниз, сел за журнальный столик и стал перелистывать газету «Красная звезда». Любителем газет я не был из-за постоянной лжи, агитации и пропаганды, но, от безделья листая страницы, увидел и прочитал небольшую статью, в которой повествовалось о войсковой части в Черновцах, впервые выпустившей офицеров – специалистов транспортных средств. Интервью давал начальник училища, генерал-майор Кружной. Расхваливали направо и налево всё и вся, и, конечно, не забыли упомянуть наш выпуск. Упомянул генерал и фамилии отличников, пяти лучших выпускников.

Стас спустился, и я показал ему статью в газете.

Мы покушали в офицерской столовой и решили пройтись пешком к спортивному комплексу.

Меня поразила длинная ровная улица, посредине которой был бульвар, утопающий в кронах двух рядов деревьев. Края этого бульвара не было видно. По обе стороны – частные дома. Они тоже утопали в зелени фруктовых деревьев и придавали улице, с одной стороны, провинциальный вид, а с другой – чудом украшали. Мы присели на одну из скамеек, и я прикинул в уме, сколько же человеческого труда вложено в эту скамейку. Плотник строгал, литейщик отлил ножки, слесарь собрал, а маляр красил. Вот и получилась скамейка, на которой мы сидим и получаем от этого удовольствие.

Стас показал мне, как пройти к кортам, и мы разошлись. Не спеша я направился к проходной. Я ощущал какое-то волнение, пытался уговорить себя на любой исход мандатной комиссии, и всё-таки я переживал.

В коридоре вдоль стены сидели офицеры. Я поздоровался, отыскал свободное место и сел.

Открылась дверь, показался солдат и назвал мою фамилию. Я представился. Мне предложили сесть и начали задавать вопросы: кто отец, кто мать, какая национальность – всё вокруг да около и ничего конкретного. На вопрос, желаю ли я отслужить три года на территории Германии, я ответил утвердительно: «Так точно». Меня попросили подождать в коридоре до получения ответа. Я вышел и занял своё прежнее место. Старший лейтенант спросил меня, о чём спрашивают члены комиссии, и мне не осталось ничего другого, как шёпотом ответить:

– Всякую чепуху, ничего конкретного. Возьмут – хорошо, не возьмут – тоже хорошо.

Разговорились мы, и старший лейтенант рассказал мне, что родом он из Верещагино. Мне это название было очень знакомо, и, поковырявшись в памяти, я вспомнил Урал 1941 года, вспомнил посёлок Очёр, куда мы эвакуировались и где прожили более года.

– Знаю, конечно, знаю Очёр!

Вот так мы, два совсем незнакомых человека, нашли совершенно разные по направлению дороги пересекающимися в каком-то одном месте и в каком-то давно, давно прошедшем времени.

Меня вновь пригласили зайти и сообщили, что комиссия, посовещавшись, пришла к выводу, что мне как молодому специалисту-офицеру рановато ехать за границу. Нет у меня достаточного опыта. Мне хотелось поскорее выйти, не дослушав их заключение. Видно, на моей физиономии было видно решение, ибо старший лейтенант, глядя на меня, всё понял и тихо проговорил:

– Не пропустили, браток…

Распрощавшись, я ушёл и направился прямо к спортивному комплексу. Спешить было некуда. «Найдём себя и внутри страны, – рассуждал я наедине с собой. – Широка страна моя родная».

Стас точно обрисовал дорогу, и через вход, украшенный спортивными лозунгами, я прошёл на территорию спортивного комплекса, отыскал его и присел, наблюдая за теннисной игрой. Стас был в компании ещё нескольких человек. Он подошёл ко мне и поинтересовался моими делами.

– Мне отказали из-за недостаточности опыта и молодого возраста, – сообщил я ему.

Смотреть соревнование я отказался и отправился в гостиницу. По дороге меня постоянно преследовало нехорошее чувство. Что-то не клеилось в мозгу моём. Почему мне отказали? Я чувствовал в глубине души унижение от полученного отказа. Я не желал согласиться с отказом по столь нелогичным причинам. Я ловил себя на мысли, что истинной причиной отказа была моя национальность, моя пятая графа. И действительно, сопоставляя факты, взвешивая заданные мне вопросы, я пришёл к выводу, что отказ базировался на моей еврейской национальности. Вот так я впервые столкнулся с антисемитской советской действительностью, впервые почувствовал себя офицером-евреем. Мне было больно. Появилось желание вернуться и выразить своё «фэ» в глаза всем членам мандатной комиссии. Но я не вернулся и решил перед отъездом зайти к начальнику отдела кадров и от него позвонить Саше.

В короткой беседе сообщил я ему об отказе и не постеснялся сказать о истинной его причине.

– Уж больно много, на мой взгляд, задавалось ненужных вопросов. Никто не поинтересовался мной как личностью, моей деятельностью. Вместо этого меня спрашивали о родителях, сёстрах, братьях.

Он внимательно слушал меня и, конечно, сочувствовал. Я позвонил Саше и сообщил ему мои новости.