Помню

Клава была преподавателем математики в пятых-шестых классах. Своих детей у супругов не было, но они очень любили друг друга. Клава надеялась устроиться на работу по специальности, которую она очень любила.

В разговоре выяснилось, что Александр получил назначение в город Черкассы для прохождения дальнейшей службы. Оба они, узнав, что Саша работает в штабе округа, оживились и стали засыпать его вопросами.

В беседе Саша рассказал мне о происходящей замене и даже намекнул о том, что в крайнем случае постарается отправить меня в Германию, если я того пожелаю. Я, откровенно говоря, был бы очень доволен, если бы это случилось, невзирая на всё то, что мне рассказали.

Беседы наши могли бы длиться до утра, но Саша вспомнил, что пора уходить. Время приближалось к полуночи. Подошёл Лодик. Мы выпили ещё по рюмке, и он предложил мне спеть что-нибудь на прощание. Согласился я не сразу, но всё-таки решил спеть.

Только с тобой стало в жизни легко и тепло.
Значит, снова вернулась любовь, значит,
счастье пришло.
Только с тобой песню счастья мне хочется петь
И в глаза, как в простор голубой,
бесконечно смотреть.
Кто любит, поймёт, как влюблённое сердце поёт.
Мне для жизни нужна только ты одна.
Только с тобой стало в жизни легко и тепло.
Значит, снова проснулась любовь, значит,
счастье пришло,
Счастье пришло в наш дом.

Громкие аплодисменты и пьяные возгласы. Я распрощался с Лодиком, оркестром и подошёл к нашему столу, чтобы расплатиться с официанткой. Комплименты сыпались со всех сторон. Я расплатился, и мы стали собираться уходить. Подошёл Лодик. Он пожал нам всем руки на прощание и пригласил меня завтра посетить его дом.

– Таким смелым я тебя ранее не знал, – добавил Лодик.

Мы посмеялись немного и ушли.

Клава и Александр не переставали нас благодарить за компанию, которую мы составили им. Они предложили нам встретиться вновь на этой неделе, а затем их ждали Одесса и Николаев.

Спустившись вниз, женщины пошли в туалет. Мы втроём стояли и разговаривали. Неожиданно к нам подошёл старший лейтенант и два солдата с повязками патрулей на левой руке. Они не поздоровались, не представились и прямо в лоб попросили показать наши документы. Я посмотрел на него и подумал, что этот жлоб так быстро не отстанет. Но это я подумал, а Саша заметил ему, что поведение его оставляет делать лучшего. Он вынул удостоверение личности и передал его страшному лейтенанту. Второму Саше предъявить удостоверение не пришлось, хотя он был к этому готов. Старший лейтенант прочитал и совершенно изменился в лице. Он извинился и хотел было удалиться, но Саша вежливо пригласил его в сторону и о чём-то поговорил с ним. Два солдата и старший лейтенант исчезли за входной дверью.

Я подошёл к швейцару и дал ему рубль. Он открыл перед нами дверь и попрощался.

Саша остановил проходящее такси с зажжённым зелёным огоньком и, распрощавшись со всеми, уехал. Мы же решили пройтись пешком по Крещатику и проводить наших новых знакомых до гостиницы «Первомайская». Город спал и лишь такие, как мы, гуляки, нарушали тишину своими разговорами на высоких тонах, с шутками и со смехом. Мы попрощались, пожелав друг другу успехов.

Мы с Рэмой продолжили наш путь по Крещатику. Из ресторана «Абхазия» доносились звуки музыки, когда покидающие ресторан открывали двери. Я вспомнил о том, как посещал это заведение, и спросил у Рэмы, как часто ей приходилось бывать в ресторанах. Она не смогла похвастаться этим и лишь заметила мне, что не имела такой возможности, в отличие от меня. Она напомнила, как однажды к нам в квартиру пришли два человека, разговор шёл о том, чтобы я вернул им часы. Люди эти были циркачи. Рэма помнила, как моя мама бегала по ресторанам в поисках своего сына и возвращалась ни с чем.

Да, было такое, и всё это после того, как мама нашла в кладовой валенки, до верха нафаршированные деньгами. До этого дня она только догадывалась о том, что происходило. Валенки подтвердили её предположения, и начались за мной гонки да слежки. Сегодня, оглядываясь назад, порой и верить не хочется тому, что это действительно было. Но всё прошло, как сон, как утренний туман. Бурная была у меня юность. Я помню всё до мелочей, всё зарубилось в моей памяти.