Помню

Сидит у рояля Миша,
Радио Миша слышит,
Миша почти не дышит:
Там идёт футбол —
Забили первый гол.

А дома опять заботы:
Надо учить мне ноты,
Нужно учить этюды и гаммы.
И всё это из-за мамы:
Не разрешает мама —
Пальцы не ходят прямо.

До, ре, ми – не так:
Гол забил «Спартак».
До, ре, фа, соль, ми, до, ре —
Это не игра, а горе.

Если не пустит меня мама,
Может проиграть «Динамо».
Радио Миша слышит,
Миша почти не дышит.

До, ре, ми, фа, соль —
Счёт: четыре – ноль.
До, ре, фа, соль, ми, до, ре —
Это не игра, а горе.

Если не пустит меня мама,
Может проиграть «Динамо».
Мамы всегда упрямы.
Не понимает мама:
Там мои друзья,
Мне без них нельзя.
Миша, Володя, Саша —
Все эти ребята наши.

Вот не пустила меня мама,
И проиграло «Динамо».

Я глубоко вздохнул и выпустил воздух, как будто представил самого Мишу. И вдруг посыпались аплодисменты. Кто-то кричал «бис». Я слегка поклонился, как меня учили, и отошёл в сторону. Возвращаясь к столу, я услышал голос Лодика в микрофоне:

– Внимание! Я думаю, что выражу мнение всех, если поблагодарю от вашего имени моего хорошего приятеля Вадика за исполнение песни.

Аплодисменты сопровождали меня до самого стола. Было очень приятно.

Саша поинтересовался, откуда у меня такая уверенность, и я поспешил дать ответ:

– От водки. Не осмелился бы я петь, если бы не выпил. А почему тебе, Рэма, не сыграть на аккордеоне и не спеть что-нибудь для нас и для публики?

После недолгих уговоров Рэма согласилась, и я проводил её к оркестру. Я попросил Лодика передать аккордеон Рэме, и он с удовольствием согласился. Ей подали стул и пододвинули микрофон. Небольшое вступление, и она начала петь:

Во мраке солнце спускалось,
Садился в аллеях туман,
А я ждала, что мой милый
Вернётся скоро назад.
В саду рассыпалась алмазов роса,
И плыли устало вдали паруса.

Рэма спела последний куплет на немецком языке. Её голос был мягким, бархатным. Она закончила, и посыпались аплодисменты. Передав аккордеон Лодику, она подошла ко мне и прижалась. Это было её первое публичное выступление.

Мы не вернулись к столу, а спустились к танцевальной площадке и, увлечённые мелодией замечательной песни «Мама», медленно передвигались. Эта песня знакома мне с 1943 года, когда в город Чимкент приехал эстрадный оркестр. Концерт дали в фойе кинотеатра. Тогда я впервые услышал эту песню и ещё одну – «Портной». Эти песни тронули сердца присутствующих до слёз. И та и другая песни – на еврейскую тематику, и певец-еврей вложил в них столько душевных сил, столько чувств, что перед глазами слушателей рисовались картины сюжетов от услышанных слов. И «идеше маме», и портной, провожавший единственного сына на войну, никогда не сотрутся из моей памяти, и даже сегодня, услышав эти мелодии, я переживаю, вспоминая тяжёлые годы войны.

Оркестр закончил играть. Мы поднялись на второй этаж. Саша нашёл себе напарника и вёл с ним оживлённую беседу. Мы подошли, и Саша представил нам старшего лейтенанта Александра. Ещё через несколько минут к нашему столу подошла блондинка в ярко-красном платье без всяких украшений. Облокотившись на Александра, она представилась:

– Я – Клава, жена Александра.

Мы познакомились.

– Мой муж забыл, видно, что пришёл в ресторан с женой.

Страсти успокоились, и за столом нас было уже пятеро. В дальнейшем выяснилось, что Александр и Клава вернулись из Германии в Союз по замене и им предстояло много неопределённых моментов.

Долго мы ещё веселились, танцевали, выпивали и закусывали. Новые приятели наши были родом из Одессы. Саша и Клава рассказали о жизни в Германии. Они жили там как в клетке.

– Выходы в город – только организованным путём, как стадо баранов, и пастух из особого отдела всё подгоняет да проверяет, проверяет и подгоняет. Режим очень строгий, и мы просто мечтали поскорее уехать в Союз. Ну а сегодня мы веселимся, будучи в отпуске, и стараемся наверстать упущенное, посмотреть на людей вблизи, а не через забор. Это была жалкая, закрытая жизнь в оккупированных местах. Одно название – заграница, а на самом деле – жизнь в заключении. Правда, деньги собрать можно, материально мы выиграли, и, пожалуй, это можно отметить как положительный фактор. Деньжат мы собрали, а скорее, они сами собрались.