Вот так! Это уже не в первый раз она потрясает меня подобными оборотами.
— Вы что, — продолжала она, — вовсе не интересуетесь, кто это накостылял тем, Тамарке и Альке?
— Ты?
— Точно.
— А причина?
— Какая еще причина! Надавала и все.
Я велела ей идти спать.
Почему созналась? Отчего не до конца? Ну Венера, планета загадок.
Сначала, Валера, про нее, про Ирэн.
До того она мне нервы портит, сказать тебе не могу! Вот хоть этих взять, Альку с Томкой. Она ж теперь знает, что это я их отделала. Я ж сама пришла и сказала. Спросишь, зачем? А не люблю, когда за мной числится. Мать мне, знаешь, как говорила? «Ты правду-матку, а тебе по сопатке». Это когда я в школе призна́юсь, о чем вовек не догадались бы. Вот и отец такой же. Он когда от нас уходил, мать ему говорит: «Лучше б уж соврал, чем так-то». А он все равно молчит. Так и ушел молчком. Вот и я не вру. Я с шестого класса не вру. А раньше запросто. Расскажу когда-нибудь. Ты, может, спросишь: а как же тогда у следователя? Ладно, и про это когда-нибудь вспомним, дойдет очередь. А сейчас про Ирэн докончу.
Вот сказала я ей. Ну ясно — только про саму себя, а что там у них, у Альки с Тамаркой, это пусть сами признаются. Сказала и думаю: интересно, очень даже интересно, что мне теперь от нее будет? А нет, ничего. День прошел, и другой, и пятый. Такая у меня злость на нее, ну что на нервах играет! Сама к ней подхожу.
— Вы что, может, забыли? Мне ж от вас причитается.
Сразу смекнула, про что я.
— Нет, — говорит, — не забыла. Просто в той истории мне пока не все ясно.
Не ясно ей! У одной синяк лиловый во всю щеку, у другой рука перебинтована, не ясно! Ладно, это ей тоже припомню.
А теперь про другое.
Знаешь ли, Валерочка, у меня от тебя подарок есть? Я его сама себе от тебя подарила.
Ты тогда у Цыпы так уставши был, что заснул. Я на тебя смотрела-смотрела, и так печально на душе сделалось, а вдруг, думаю, это уже наше прощанье-расставанье? А у меня от тебя даже памяти никакой нету. Тогда отстегнула от кармана твоего кинжальчик золоченый, с ним и ушла, тебе не сказала. Только не думай: золоченый, не золоченый — это мне плевать, мне — пуговицу, и то ладно… Да нет, ты не подумаешь. Ты один раз вот как сказал: «В наш безумно-безумно корыстный век ты уникум бескорыстности».
А с кинжальчиком ни на час не расстаюсь. Днем он у меня под воротник подстегнутый. А спать ложиться, в кулак зажимаю, так и сплю до утра. А сейчас, вот пишу, он в левой руке зажатый. И весело мне от него и печально.
А о пропаже не горюй, приеду, обратно получишь.
Только сегодня (прошло столько дней!) меня осенило. Слепая курица, идиотка, дура! Я должна была понять тогда же, тем утром, после чрезвычайного ночного происшествия, да что там, гораздо раньше! И у меня ведь возникло такое подозрение! Но я отбросила его. Не вдумалась, не вникла, не проверила — отшвырнула. А сегодня один жест и я прозрела.
Шла уборка. Венера мыла подоконники. К ней зачем-то подошла Тамара. Чтобы обратить на себя внимание, положила ладонь на ее голую руку. Венера мгновенно отдернула руку. Лицо выражало высшую степень гадливости. И вот тут мне открылось! Никаких сомнений. Я поняла это так ясно, как будто она сказала мне об этом прямыми словами… Значит, Венера (не знаю уж, каким образом?) догадалась о том, о чем должна была догадаться, что должна была понять я, раньше нее и независимо от нее. Она реагировала на это по-своему: расправилась с той и с другой.
Я могла бы сейчас исписать целую страницу жалостными покаянными словами. Не буду. Простить себе такое бездарное легкомыслие, такую слепоту, такую бездумность все равно никогда не смогу.
За Алю я, пожалуй, спокойна: она с таким отвращением отстраняется от Тамары, когда им случается невзначай столкнуться! Но Томка опасна. Не облюбует ли она кого-нибудь еще? А остальные? Так ли я уверена в каждой? Я перебираю их одну за другой, пристально вглядываюсь, вспоминаю, сопоставляю… нет, кажется, нет.
Но с Томки глаз не спущу.
По-настоящему здесь нужен талант. Талант — завоевать Венеру. Талант — разгадать Люду (о ней здесь еще не упоминала). Талантище — сделать из Тамары человека.
Это я не к тому, что мне следует убраться отсюда. И я вовсе не хочу сказать, что от меня тут нет проку. Или что все, кто здесь делает то же, что и я, делают это лучше меня. Есть лучше. А есть не лучше. И в конце концов где он, тот институт, что учит на волшебника!
Нет, не о том речь.
Речь обо мне самой. То ли я выбрала, что выбрала так случайно? Мое ли это? Кое-какие способности у меня к этому делу, несомненно, есть (если без кокетства). Но ведь есть и кое к чему другому (опять же без кокетства). Немножко рисую. Немножко пишу. (Писала. В рукописный студенческий журнал.) Немножко пою. Из каждого такого «немножко» при известных усилиях могла бы выработаться профессия.
Так вот, на то ли я трачу свои усилия?!