Читаем Полтора года полностью

То, что я так бесповоротно, так мгновенно и на первый взгляд как бы бездумно покончила с тем, что поначалу сама же и выбрала, — это-то было правильно. Что бы ни говорил Дима. О чем бы ни молчал папа. Но вот потом? То, что я выбрала потом, то ли это, что мне нужно, что от меня нужно?

Но сначала как это было.

Вот сейчас вернусь к тому давнему дню, и все-все по порядку. А потом перечту и, может быть, пойму.

Еще утром я ничего не знала. Я сидела в тихом садике против нашего дома. Рядом, на скамейке, — тетради с конспектами, на коленях Овидий. Тот самый Публий Овидий Назон, который, родившись за два тысячелетия до меня, определил было мою судьбу.

О его так счастливо начавшейся и такой горестной жизни я узнала на занятиях школьного литературного кружка, который вел у нас студент-филолог. Он взял нас за душу печальными строфами самого Овидия и строчками Пушкина о тени Назона, которая доныне ищет дунайских берегов. Он кончил. Все молчали. А я отважилась высказать свои, что и говорить, довольно-таки самонадеянные соображения по поводу одной не вполне ясной Овидиевой строфы. И наш руководитель задумчиво заметил, что, кто знает, может быть, кому-нибудь из нас посчастливится бросить луч света на иные недостаточно исследованные обстоятельства жизни и поэзии великого изгнанника. И разница между мной и моими одноклассниками оказалась в том, что это возвышенное состояние у них вскоре вытеснилось другими впечатлениями жизни, а во мне засело накрепко. Я добыла «Метаморфозы» и «Печальные элегии» и все больше укреплялась в мысли, что когда-нибудь я таки брошу луч света, которого жаждал наш молодой руководитель.

Все четыре студенческих года и получала свои пятерки, и все было для меня ясным и расчисленным чуть ли не до конца моих дней. Сомнения стали одолевать меня, только когда меня приняли в аспирантуру. Я готовила свой кандидатский минимум. И все было бы отлично, если бы не странная тоска, которая охватывала меня, чуть я задумывалась над тем, что у меня впереди: диссертация (которую я уже начала вымучивать из себя), защита, звание кандидата. А там научные работы — одна, другая, третья (иначе как же? Луч же света!).

Итак, я сидела на скамейке под большой сосной, с Овидием в руках. Я перевернула страницу, и на нее с легким, легчайшим стуком упала сосновая шишка, чуть подпрыгнула и замерла. Я взяла ее в руки, потерла меж ладонями, вдохнула сильный смолистый запах — и не успела выдохнуть, когда поняла: все! Никакой аспирантуры, никакой диссертации, никакого кандидатства. С этим покончено. Навсегда.

Вот так, внезапно, в один миг, с легким стуком сосновой шишки о страницу Овидия я приняла решение, напрочь изменившее мою жизнь. И что бы ни утверждал потом Дима, оно не было ни легкомысленным, ни авантюрным.

Способность воспринимать знания и способность создавать собственное лежат в разных и к тому же не всегда сообщающихся отсеках. Мы ошиблись во мне. Я и мои учителя. Я начала смутно чувствовать это, еще когда корпела над своим дипломом. Слишком уж тяжко он мне доставался. Дима сурово наставлял меня:

— Пойми, это работа. Работа и должна быть трудной. Иначе это не работа, а игра.

Я робко думала: а может быть, она, работа, и должна быть немного игрой? Ну не в том смысле, чтобы относиться к ней несерьезно. Но ведь существует выражение — работает играючи. Вот этого я и хотела для себя — чтобы играючи.

Я сидела на скамейке, блаженно отдыхая. У меня было чувство, что я выполнила какой-то долг (перед собой? перед Овидием?), а не всего-навсего послала к чертям собачьим, вычеркнула из своей жизни год унылого труда. И Овидий, которого мне уже не нужно было раздергивать на цитаты, снова стал для меня тем Назоном, с тенью которого бродил Пушкин по крутому берегу Дуная.

В эти минуты я не думала ни о чем. Ни о своем научном руководителе, на которого я обрушу свое решение. Ни о Диме, который будет ошеломлен и постарается во что бы то ни стало переубедить меня. Ни о папе, который ничего не скажет, будет только покашливать, выдавая этим крайнее свое недоумение и огорчение… Все это было у меня впереди. А пока я сидела под высокой сосной, наслаждаясь давно забытым чувством свободы и нимало не подозревая, что по садовой дорожке, выражаясь высоким слогом, ко мне уже идет моя судьба. В лице моей бывшей учительницы Елены Даниловны.

Когда-то Елена Даниловна была для меня главным человеком. Почти наравне с папой. Папа остался для меня тем же. А вот с Еленой Даниловной что-то произошло. А может, не с ней — со мной? Мои нынешние глаза видят в ней не то, что видели когда-то, когда я была ребенком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Компас

Похожие книги

Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма
Абсолютное зло: поиски Сыновей Сэма

Кто приказывал Дэвиду Берковицу убивать? Черный лабрадор или кто-то другой? Он точно действовал один? Сын Сэма или Сыновья Сэма?..10 августа 1977 года полиция Нью-Йорка арестовала Дэвида Берковица – Убийцу с 44-м калибром, более известного как Сын Сэма. Берковиц признался, что стрелял в пятнадцать человек, убив при этом шестерых. На допросе он сделал шокирующее заявление – убивать ему приказывала собака-демон. Дело было официально закрыто.Журналист Мори Терри с подозрением отнесся к признанию Берковица. Вдохновленный противоречивыми показаниями свидетелей и уликами, упущенными из виду в ходе расследования, Терри был убежден, что Сын Сэма действовал не один. Тщательно собирая доказательства в течение десяти лет, он опубликовал свои выводы в первом издании «Абсолютного зла» в 1987 году. Терри предположил, что нападения Сына Сэма были организованы культом в Йонкерсе, который мог быть связан с Церковью Процесса Последнего суда и ответственен за другие ритуальные убийства по всей стране. С Церковью Процесса в свое время также связывали Чарльза Мэнсона и его секту «Семья».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Мори Терри

Публицистика / Документальное
1917. Разгадка «русской» революции
1917. Разгадка «русской» революции

Гибель Российской империи в 1917 году не была случайностью, как не случайно рассыпался и Советский Союз. В обоих случаях мощная внешняя сила инициировала распад России, используя подлецов и дураков, которые за деньги или красивые обещания в итоге разрушили свою собственную страну.История этой величайшей катастрофы до сих пор во многом загадочна, и вопросов здесь куда больше, чем ответов. Германия, на которую до сих пор возлагают вину, была не более чем орудием, а потом точно так же стала жертвой уже своей революции. Февраль 1917-го — это начало русской катастрофы XX века, последствия которой были преодолены слишком дорогой ценой. Но когда мы забыли, как геополитические враги России разрушили нашу страну, — ситуация распада и хаоса повторилась вновь. И в том и в другом случае эта сила прикрывалась фальшивыми одеждами «союзничества» и «общечеловеческих ценностей». Вот и сегодня их «идейные» потомки, обильно финансируемые из-за рубежа, вновь готовы спровоцировать в России революцию.Из книги вы узнаете: почему Николай II и его брат так легко отреклись от трона? кто и как организовал проезд Ленина в «пломбированном» вагоне в Россию? зачем английский разведчик Освальд Рейнер сделал «контрольный выстрел» в лоб Григорию Распутину? почему германский Генштаб даже не подозревал, что у него есть шпион по фамилии Ульянов? зачем Временное правительство оплатило проезд на родину революционерам, которые ехали его свергать? почему Александр Керенский вместо борьбы с большевиками играл с ними в поддавки и старался передать власть Ленину?Керенский = Горбачев = Ельцин =.?.. Довольно!Никогда больше в России не должна случиться революция!

Николай Викторович Стариков

Публицистика
10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература