Весеннее солнце, стоявшее высоко на чистой лазури неба, свтило ярко и согрвало свжія испаренія оживавшей земли носившіяся въ воздух. Воздухъ, въ которомъ весело вились хохлатые жаворонки и медленно поводя хвостомъ плавали черные орлы и коршуны, былъ совершенно неподвиженъ и до того прозраченъ, что очертанія лсистыхъ горъ были видны съ поразительной ясностью, хотя находились на такомъ разстояніи, что огромныя деревья казались мелкими кустами. —
Старыя казачки, поставивъ около себя кувшины съ чихиремъ и узелки съ рыбой и лепешками, которые они принесли съ тмъ, чтобы съ хлбомъ солью встртить
Старики — почетные — въ простыхъ черныхъ или срыхъ зипунахъ, обшитыхъ тесемками, и старенькихъ попахахъ, съ сдыми бородами и выразительными лицами, облокачиваясь на палки, съ достоинствомъ останавливались то подл той, то подл другой группы. — Мальчишки и двчонки, чтобы не терять время, собравшись немного въ сторон,
Но вотъ кто-то замтилъ по дорог подвигающееся облако пыли и вс глаза обратились по этому направленію. Слышно: стрляютъ, поютъ, и вотъ изъ-за облака пыли выдается быстро подвигающаяся черная точка. Это казакъ скачетъ......
Вся толпа нетерпливо подвигается ему навстрчу и онъ не успваетъ отвчать на вопросы, которыми со всхъ сторонъ осыпаютъ его. —
— «Здорово, родной,» кричитъ, высовывая изъ-за плеча молодой казачки свое сморщенное лицо, высокая старуха: «что мой старикъ идетъ?»
— «Идетъ, бабука».
— «А Михайлычь?»
— «А батяка Васька?»
— «Идутъ, вс идутъ».
— «А что Кирка пришелъ?» спокойно спрашиваетъ сдой старикъ, съ достоинствомъ проходя черезъ толпу и равнодушно прищуривая глаза. —
— «Богъ миловалъ: пришелъ живъ-здоровъ, ддука.»
Старикъ снимаетъ шапку, набожно кладетъ крестъ на свою впалую грудь и медленнымъ шагомъ отходить въ сторону......
Громче слышны звуки казачьей псни и безпрестанные выстрлы. Слышны даже частые удары плетью и топотъ усталыхъ коней. Казаки и казачки уже по цвту лошадей, зипуновъ, шапокъ узнаютъ тхъ, кого съ надеждой и страхомъ ищутъ въ этой подвигающейся толп.
Сотня казаковъ въ запыленныхъ, изорванныхъ зипунахъ, разноцвтныхъ попахахъ, съ ружьями зa плечами, сумками и свернутыми бурками за сдлами, на разномастныхъ, худыхъ и частью хромыхъ и раненныхъ лошадяхъ подвигается по дорог. — Нкоторые казаки, уже успвшіе выпить въ станицахъ, которые проходили, пошатываясь на сдл, выскакиваютъ впередъ, възжаютъ въ толпу казачекъ, цлуютъ женъ, здороваются со всми и, не слзая съ коней, принимаются за
<Выраженіе радости въ первую минуту свиданія всегда бываетъ какъ то неловко и глупо. Языкъ противъ воли говоритъ разсянныя, равнодушныя слова, тогда какъ взглядъ блеститъ истиннымъ чувствомъ и радостью. Во всей этой шевелящейся, смющейся и говорящей толп ни въ комъ не встртишь истиннаго выраженія радости: хохотъ, пьянство, грубыя шутки, толкотня волнуютъ пеструю толпу, придавая ей характеръ грубаго веселья.>
«Гм, вдьмы!» кричитъ, молодецки подбоченившись, раненный въ ногу казакъ двкамъ, которыя, шушукая между собой, поглядываютъ на него: «прійди, поцлуй меня, давно не видались. Чай соскучились безъ меня», прибавляетъ онъ, подходя къ нимъ. —
«Что съ женой не здоровкаешься, смола!» отвчаетъ худощавая, самая некрасивая, и бойкая изъ двокъ. —
— «Кормилецъ ты мой, родной ты мой, соколъ ясный,
— «Дай теб Господи сходимши въ походъ благополучія въ дому и отъ Царя милости заслужить», задумчиво говорить пьяный старикъ, который уже минутъ пять держитъ въ трясущейся рук полную чапурку и все приговариваетъ.