Полное собрание сочинений. Том 6.

Ржавскiй обжился въ станице и образъ жизни, который онъ велъ, больше и больше нравился ему. Станица Гребенскаго полка есть Капуа для Кавказскихъ войскъ. Посл иногда годовой жизни въ крпости или лагер, Кавказецъ, попадая въ станицу, усиленно предается всмъ тмъ наслажденiямъ, которыхъ онъ былъ лишенъ по ту сторону Терека. Въ числ этихъ наслажденiй главное мсто занимаютъ свобода, охота и женщины. <Едва ли есть гд-нибудь въ мiре охота, богаче той, которую можно имть на Кавказской линiи. Женщины Гребенскихъ казаковъ не даромъ извстны своей красотой по всему Кавказу.> Ржавской былъ еще очень молодой человкъ, но несмотря на то <или именно потому> уже запутавшiйся въ отношенiяхъ общественной жизни. Съ нимъ случилось то, что случалось съ весьма многими честными и пылкими натурами въ наше время. Безобразіе русской общественной жизни и несоотвтственность ея съ требованіями разума и сердца онъ принялъ за вчный недостатокъ образованія и возненавидлъ цивилизацію и выше всего возлюбилъ естественность, простоту, первобытность. Это была главная причина, заставившая его бросить службу въ Петербург и поступить на Кавказъ. Бытъ казаковъ сильно подйствовалъ на него своей воинственностью и свободой. Поселившись въ станиц, онъ совсмъ пересталъ видться съ офицерами, бросилъ карты, не здилъ въ штабъ полка, оставилъ книги, а все время проводилъ на охот, у кунаковъ въ аулахъ и съ дядей Ерошкой, который каждый вечеръ приходилъ къ нему выпивать осьмуху чихиря и разсказывать свои исторіи. — Ржавскій былъ еще въ томъ счастливомъ возраст, когда на каждую сторону жизни въ душ отзываются нетронутыя, неиспытанныя струны, когда каждый подвигъ, каждое преступленіе, каждое наслажденіе, каждая жертва кажутся легки и возможны. Слушая разсказы старика, онъ самаго себя видлъ во всхъ тхъ положеніяхъ, о которыхъ говорилъ дядя Ерошка. <Дядя Ерошка былъ для него выраженіе всего этаго новаго міра и слова его производили сильное вліяніе на молодого человка. Чего не испыталъ, чего не видалъ этотъ старикъ? И несмотря на то, что за спокойный эпикурейскій взглядъ былъ виднъ во всхъ краснорчивыхъ словахъ его, во всхъ пвучихъ, самоувренныхъ интонаціяхъ.> Говорилъ ли онъ про свои набги въ горы, про воровство табуновъ въ степяхъ, про гомерическія попойки, про двокъ, которыхъ онъ съ ума сводилъ, какой-то внутренній голосъ говорилъ молодому человку: ты можешь, ты все это можешь.

И дйствительно, все бы это онъ могъ, потому что онъ былъ смлъ, ловокъ и очень силенъ, чмъ онъ очень гордился. Но одна сторона этой жизни и самая привлекательная для него — женщины, по странному свойству его характера была неприступна для него. <Онъ былъ застнчивъ съ женщинами не своего круга до такой степени, что подойти къ казачк, заговорить съ ней было для него физически невозможно. Онъ испытывалъ физическое страданіе при одной мысли о приведеніи въ исполненіе этаго намренія.> Первая молодость Ржавскаго прошла такъ, что онъ не зналъ любовныхъ отношеній къ женщин безъ уваженія къ ней. Съ дтства и до 19 лтъ онъ зналъ только одну любовь къ кузин, на которой онъ твердо намренъ былъ жениться. Любовь его прошла, но прошелъ и тотъ опасный возрастъ, въ которомъ подъ вліяніемъ чувственности и легковрія легко длаются сдлки съ нравственнымъ чувствомъ. — Онъ мучался, желалъ, зналъ причину своихъ мученій и цль желаній, но неприступная стна отдляла его отъ всякой женщины, которой, онъ чувствовалъ, не могъ бы весь отдаться. И чмъ больше онъ видлъ возможность осуществленія своихъ желаній, тмъ сильне становилась его застнчивость, переходящая въ болзненный страхъ и подозрительность, при столкновеніяхъ съ женщинами, которыя ему нравились.

Читатель ближе познакомится съ нимъ изъ писемъ его къ своему пріятелю. — Скажу только, что пріятель, который страстно любилъ его, получая отъ него письма, всегда говорилъ: «Какъ это на него похоже! Опять новинькое!» И хотя ни на минуту не сомнвался въ его честности и правдивости, впередъ уже считалъ все, что писалъ Ржавскій, увлеченьемъ и преувеличеньемъ.

* № 3.

[а) Редакция первая.]