Полное собрание сочинений. Том 6.

Какъ только потухли огни въ станиц и полная луна начала подниматься изъ-за казачьихъ хатъ, освщая ихъ высокія камышевыя крыши, Дубковъ тихо отворилъ дверь своей хаты и, весь дрожа отъ волненія, осторожными шагами вышелъ на дворъ. Все было тихо, только кое-гд изрдка раздавался лай собаки, заунывная пснь пьянаго казака, или громкое дыханіе скотины, расположившейся посереди двора.

Дубковъ подошелъ къ закрытому ставню избушки и приложил къ нему ухо. Слышалось дыханіе двухъ спящихъ женщинъ и въ одномъ изъ нихъ — въ ближайшемъ — ему показалось, что онъ узналъ Марьяну.

Онъ подвинулъ къ себ ставень, который былъ заложенъ снутри. Ничто не пошевелилось въ избушк. Онъ повторилъ то же движеніе и приложивъ губы къ ставню, прошепталъ: «Марьяна!» Кто то тяжело вздохнулъ и пошевелился. — «Марьяна, отложи», повторилъ онъ громче, толкая ставень. На минуту, которая показалась ему часомъ, снова все замолкло; потомъ послышался звукъ вынимаемаго болта, скрипъ ставня, запахъ смячекъ, тыквы и жилого покоя, и голосъ Марьяны шопотомъ сказалъ:

— «Кто это? Ну чего по ночамъ таскаешься, полуночникъ!»

— «Ты одна?»

— «Нтъ, со мной невстка спитъ».

— «Выдь въ сни, отопри мн».

— «Какже, отопру!» сказала она, выставляя голову въ окошко: «мало теб двокъ по станиц, что ко мн привязался».

— «Да что-жъ, коли я тебя люблю, мн никто не милъ, кром тебя. Отопри».

— «Нтъ, у меня мужъ есть».

— «Да я то въ чемъ же виноватъ, ежели я безъ тебя жить не могу, ежели ты всегда у меня одна на ум. — Ну отчего ты не хочешь меня любить, Марьяна?» —

— «Нтъ, не отложу», сказала она, отвчая больше на борьбу, происходившую въ эту минуту въ ея душ, чмъ на его слова. —

— «Марьяна!» началъ онъ, давая ей т страстныя ласкательныя названія, которыя вспоминаешь потомъ всегда съ чувствомъ какого-то стыда и раскаянія: «ради Бога, только подойди къ снямъ на минуту», и онъ рукою старался обнять ее. —

— Не будетъ теб ничего, уйди», сказала она, отстраняясь отъ окошка.

Дубковъ подошелъ къ двери и сталъ стучаться, но никто не отворилъ ее, онъ топнулъ ногой съ выраженіемъ истиннаго отчаянія и побжалъ въ свою комнату. —

Въ то время, какъ онъ стучался, Марьяна встала съ кровати, легкими шагами подошла къ снямъ и, положивъ одну руку на замокъ двери, а другую на высоко поднимающуюся грудь, придерживая разстегнутую ожерелку, остановилась въ нершительности. Когда шаги его удалились, она вздохнула, вернулась на постель, гд еще долго сидла въ раздумьи, глядя въ освщенную луною щель ставня на дверь, въ которую онъ скрылся, потомъ ршительнымъ движеніемъ бросилась на подушку и тотчасъ же заснула тмъ крпкимъ, безмятежнымъ сномъ, которымъ спятъ только дти и люди, проводящие жизнь свою въ тяжелой работ.

<Губковъ былъ молодъ, богатъ, влюбленъ и обладалъ наружностью красивою и благородною. Кром того онъ былъ предпріимчивъ и умлъ находить языкъ любви для каждаго сословія, поэтому трудно предположить, чтобы вс эти достоинства не имли вліянія на женщину умную, страстную и съ дтства пріученную къ грубому полу-восточному обращенію казаковъ. Марьяна любила Губкова той понятной земной любовью, которая состоитъ въ желаніи всегда видть предмета своей любви и принадлежать ему. Боже мой! Какого мннія будутъ обо мн вс писатели, изощрявшіеся столько времени разбирать различные оттнки любви, когда я скажу, что не понимаю другого рода любви, который мн даже кажется единственнымъ, ежели не самымъ возвышеннымъ и поэтическимъ. то по крайней мр самымъ честнымъ и откровеннымъ. Марьяна любила со всей искренностью и силой женщины простой, доброй и трудолюбивой.

Только дв равносильныя причины удерживали ее: страхъ грха — староврк любить православнаго — и постоянные трудъ и усталость, не допускавшіе искушенія до ея неиспорченнаго, хотя и пылкаго сердца.> 

Глава 3-я. Встрча. [40]

Было около полдня, когда все остававшееся народонаселеніе въ станиц — старики, неслужащіе льготные казаки, бабы, двки, дти — высыпало на поляну, чтобы встртить за оградой похожихъ— сотни возвращавшихся изъ похода мужей, отцовъ, дтей, братьевъ.

Вс собрались, какъ на радость, а въ душ каждаго болзненно боролась надежда со страхомъ.

Не разъ прислушивались они во время похода къ дальнимъ орудейнымъ выстрламъ зa Терекомъ и не разъ мысль о томъ, на чью долю выпадетъ нынче жребій несчастья? заставляла сжиматься каждое сердце.

Съ правой стороны яркозеленаго луга, перерзаннаго дорогой, по которой ждали казаковъ, разстилалась гладкая степь, заканчивающаяся бурунами (песчаными буграми ногайскаго кочевья), съ лвой стороны зеленли низкіе, только что одвшіеся виноградные сады, надъ которыми кое-гд возвышались рзко выдающіяся на прозрачно-голубомъ неб группы высокихъ, стройныхъ тополей и раскидистыхъ фруктовыхъ деревьевъ. За садами мстами виднлась серебристая полоса Терека и покрытый сплошнымъ лсомъ первый уступъ Чеченскихъ горъ. —