Похищение Европы

Припортовая площадь, несмотря на поздний час, была более чем многолюдна и оживленна. Это – тоже испанская традиция: вечером, когда чинная бюргерская Европа уже отходит ко сну, средиземноморская Испания только начинает свой вечерне-ночной гудеж.

Праздник жизни, как правило, происходит рядом с морем. Конкретно в Аликанте – на знаменитой Эспланаде, прибрежном бульваре, широком, вымощенном стилизованной под морские волны цветной плиткой. Края бульвара заняты цветущими, остро пахнущими кустами и огромными деревьями, чье название Береславский не знал, но всякий раз, увидев, поражался: их мощные узловатые корни… свисали прямо с ветвей, постепенно дорастая до земли и за эту землю цепляясь!

Середину бульвара занимали соответственно люди. Всех возрастов, полов, рас и наций. Гуляющие – и местные и туристы – ходили плотными толпами, полной грудью вбирая в себя теплый морской, с соленым привкусом, воздух, насыщенный терпкими запахами южной растительности и аппетитными ароматами местной кухни.

К услугам вышедших отдохнуть трудящихся (и вечно отдыхающих богатых тунеядцев) были бесчисленные павильончики с деликатесами, кафешки, солидные рестораны, а также – марокканцы с расстеленными прямо на земле одеялами, на которых рядами выложены очки из Франции, игрушки из Америки и часы из Швейцарии. Причем никому не нужно объяснять, что все это великолепие – «made in China».

Разумеется, тут же трудились представители творческой интеллигенции, точнее – самых ее низов. Уличные художники деловито клепали картины с ликами присевших на стульчик граждан, молодые «актеры», вымазав себя белилами и обмотав простынкой, взгромождались на подходящие возвышенности и изображали статуи – Ефим хорошо помнил, как не на шутку струхнул, когда ему, в первый его приезд, внезапно подмигнула статуя Девы Марии.

Тут же ребята в пончо – обычно из Боливии – поют что-то латиноамериканское, вызывая в памяти русскоязычных чисто испанскую фамилию Agutin.

Для любителей высокого искусства – тоже прямо на Эспланаде – построена гигантская, стилизованная под морскую ракушку эстрада. На ней выступают уже совсем серьезные оркестры с одетыми в пингвиньи фраки классическими дирижерами.

Конечно, присутствуют и народные умельцы. Активно, например, предлагаются наручные «фенечки» с любыми именами. Их скручивают прямо здесь, из обычных ниток мулине, быстрыми и ловкими движениями «выписывая» на белой картонной подложке требуемые буквы.

* * *

Вот около одного из таких умельцев и остановился Агуреев.

– Сколько? – спросил Николай у узкоглазого смуглого азиата. Ефим только собрался перевести, но оказалось, парень насчет денег понимает без перевода.

– Three euro, – мгновенно ответил умелец.

– It is very expensive, – неизвестно зачем сказал Ефим. Для Агуреева, что three euro, что three hundred euro – все было едино.

– O’ key, – мгновенно среагировал парень. – One euro. What is your name? – спросил он Николая.

Но Ефим уже все понял.

– Саша? – предположил он.

– Санька, – ответил Агуреев. – Саня.

«Sania», – крупными буквами написал на блокнотном листе Береславский. Азиат взял кусочек картона, подцепил нитку и быстро-быстро закрутил пальцами. Прямо на глазах у зрителей, не более чем за минуту, на фоне темного – непонятного в электрическом освещении цвета мулине – возникло неведомое здесь имя Sania.

– Готово, – тихо сказал Агуреев, принимая из рук ремесленника законченную «феньку». Потом порылся в бумажнике, но, кроме двух карточек «Visa» – обе, кстати, «платиновые», – не нашел ни цента. Пришлось представителю маленького «Беора» субсидировать большую «Четверку».

– Ну, пошли к авто, – кладя покупку в карман, сказал Николай. Береславский, подозрительно оглядываясь на многочисленных – непривычно черных для европейского глаза – марокканцев, быстро зашагал к стоянке.

* * *

Контора проката в порту была уже закрыта – пассажирский порт Аликанте вообще размерами не выделяется, – но Ефим не был бы Ефимом, если бы у него в этом заштатном испанском городке не оказалось пары-тройки друганов. Вот почему минут через пять после приобретения «фенечки» он уже расцеловывался с мужиком и дамой интеллигентной наружности. Завершив множественные рукопожатия и дружеские похлопывания, местные интеллигенты вручили Береславскому ключ от… крутой южнокорейской тачки с французским названием «атос», после чего удалились в неизвестном направлении.

Николай только хмыкнул, разглядывая мелкое восточное чудо и, видимо, мысленно прикидывая, сможет ли в нее втиснуться.

– Ладно тебе выделываться, – укорил друга Ефим. – Давно ли «Запорожец» счастьем казался?

– Да нет, не так уж и давно, – честно признался Агуреев, но тем не менее решение принял жесткое: оставил в городе и Мусу, и Алеху. Те, поворчав, вынуждены были подчиниться.

Нельзя сказать, чтобы Береславскому такой расклад понравился. Все же в компании подготовленных мужиков как-то спокойнее. Особенно когда знаешь, что по твоим следам идет банда безжалостных убийц.