Но это – ерунда: его ведь научили парковаться задом! А поскольку промежуток действительно был большим – Ефим еще раз пристально посмотрел в заднее зеркало, – он решил показать класс своему учителю.
И под жалобный стон бедного парня, хорошенечко газанув, лихо въехал в запланированное место, эффектно затормозив в конце. Испанец аж взвыл от испуга.
Зато второй испанец, наблюдавший парковку с улицы, в восхищении показал знак «Окей!».
Береславский, самодовольно усмехнувшись, вылез из авто и… похолодел от ужаса! Задок взятого им на один вечер у друга – и соответственно незастрахованного – новенького «пассата» остановился в двух сантиметрах от невысокого бетонного вазона с цветами! Конечно, его не было видно в зеркальце, зато хорошо было видно инструктору в заднее стекло…
К счастью, парковка в захваченном фестивалем городке оказалась несложной. Место нашли почти сразу, дырка была не самой крошечной, а главное – «атос» не «пассат» и тем более не «А-6».
Дальше пошли пешком, на звуки оркестра. Ефим сначала подозрительно оглядывался, но потом и он успокоился, неожиданно захваченный атмосферой всеобщего праздника.
Все же молодцы эти испанцы! Народ сам, абсолютно добровольно – в отличие от советских демонстраций – собирался до кучи, шил или заказывал себе карнавальные костюмы, усердно тренировался в самодеятельных духовых оркестрах – их здесь оказался не один, а минимум двадцать! Как объяснил местный доброхот – по числу кондоминиумов, этаких крошечных микрорайонов местного розлива.
Толпа веселилась уже с вечера. Но кульминация начиналась у местного собора. Там выстраивалась стройными рядами очередная колонна, каждая – с собственной музыкой. Первобытных и мавров Ефим с Николаем уже не застали, а вот на великолепных крестоносцев успели посмотреть. Мужчины сверкали латами, мечами и стальными шлемами с развевающимися поверху плюмажами. Женщины были в изысканных средневековых нарядах, фасон которых создавался в годы, когда Испания правила половиной мира.
Несмотря на тяжелые платья, дамы умудрялись – строго в такт громкоголосой музыке – исключительно сексуально пританцовывать и покачивать всеми наиболее для этого приспособленными частями тела.
Общее настроение можно было определить как легкую эйфорию, хотя никаких следов присутствия химических стимуляторов Ефим не наблюдал.
От собора отошла очередная колонна, не менее колоритная, чем прежде. Трубачи дудели, барабанщики барабанили, женщины пританцовывали. Вокруг бегали пацаны и девчонки, собирая во множестве разбрасываемые конфеты в разноцветных фантиках.
– Молодцы, – сказал Агуреев, как-то сразу повеселевший.
– Молодцы, – совершенно искренне согласился Береславский.
Даже воздух, напоенный южными запахами и сочной волнующей музыкой, казался особенно вкусным.
Но все хорошее кончается быстро. Примерно через полчаса прошла последняя колонна, аборигены толпами отправились догуливать по бесчисленным ресторациям, а туристы с «Океанской звезды» осторожно загрузились в сразу осевший под их весом автомобильчик.
Полицейские уже убрали свои сверкающие преграды, музыка затихала вдалеке, и от фиесты остались лишь конфетти на асфальте да чувство легкой щемящей печали в душе.
Еще через двадцать минут они осторожно заезжали на абсолютно пустынный пляж. Кроме них, здесь не было никого. Даже фонарей не видно, потому что ближайшая вилла скрывалась за последними поворотами вертлявой горной дороги.
Они захлопнули дверцы машинки, отошли, пробираясь – пока глаза не привыкли – буквально на ощупь, метров за пятьдесят и сели прямо на не успевший остыть песок. Осторожный Ефим, правда, все-таки подложил под зад вынутый из кармана свежий носовой платок. Он – имеется в виду платок – был такой величины, что места хватило не только немалому заду заслуженного рекламиста, но и его с толстыми стеклами очкам: все равно в почти полной темноте они помогали мало, а сливаться с природой как-то лучше без них.
Николай молчал, сочувствующий Ефим – сам он Болховитинова знал плохо, хотя и всегда относился к нему с симпатией – не хотел мешать ощущениям друга.
Агуреев закурил сигарету: ее алый тлеющий – и совсем размытый, если смотреть без очков – контур стал самым ярким пятном на всем видимом побережье.
Николай еще пару раз глубоко затянулся – алый отсвет мгновенно становился ярче, уменьшая интенсивность свечения уже через пару секунд после затяжки, – но в разговор не вступал, видно – не хотелось.
«Докурит – и поедем», – решил про себя Ефим. Сидеть на песке было неудобно – мешал живот, а спину не на что было облокотить.
Но все получилось по-другому. Внезапно из-за поворота сверкнули два острых электрических луча, и послышался рык мощного дизеля.
Ефим подскочил как ужаленный. Агуреев тоже поднялся, хотя сразу пробормотал, что вряд ли это по их душу.
Однако колесный трактор – а это был именно трактор – резво спускался к пляжу, прямо в их сторону. Агуреев схватил «безглазого» Ефима за руку и потащил в край, противоположный их машине.