Поезд сирот

Она узнала, что некоторые индейские слова, те, что обозначают лося, орех пекан, кабачок, вошли в американский английский, она выучила некоторые слова из языка племени, например «квай-квай» – дружеское приветствие и «воли-вони» – спасибо. Она узнала, что жили пенобскоты не в типи, а в вигвамах, а каноэ строили целиком из коры одной березы, снимали ее одним куском, чтобы не погубить дерево. Она узнала, что пенобскоты до сих пор плетут корзины из березовой коры, зубровки и бурого ясеня – все они и поныне растут в болотах Мэна; под руководством учителя она и сама сплела такую корзиночку.

Она узнала, что ее назвали в честь Молли Молассес, знаменитой индианки-пенобскот, которая родилась за год до того, как Америка обрела независимость от Англии. Молли Молассес прожила больше девяноста лет, то появляясь на Индейском острове, то покидая его; говорят, она обладала «мтеулин», силой, которую Великий Дух дарует немногим на благо всем. Те, кто наделен этой силой, рассказывал папа, могут толковать сны, прогонять болезнь и даже смерть, говорить охотникам, где искать добычу, насылать с помощью духа-помощника порчу на врагов.

Но только в этом году на уроках мистера Рида Молли узнала, что в 1600 году на Восточном побережье проживало свыше тридцати тысяч вабанаки, а к 1620-му девяноста процентов из них уже не было в живых, в основном из-за контактов с поселенцами, которые привезли новые болезни и алкоголь, истощили природные ресурсы и вступили с племенами в борьбу за обладание землей. Она не знала, что женщины-индианки обладали куда большей властью и авторитетом, чем белые женщины, – об этом подробно рассказано в историях о пленницах. Фермеры-индейцы более умело и рачительно вели хозяйство и получали урожаи больше, чем большинство европейцев, обрабатывавших такую же землю. И не были они никакими «примитивными» – у них была очень развитая структура общества. Притом что их называли «дикарями», даже один из крупнейших английских военачальников Филипп Шеридан вынужден был признать: «Мы отобрали у них их землю и средства к существованию. Именно поэтому и против этого поднялись они на нас войной. А чего еще можно было ждать?»

Молли раньше думала, что индейцы-повстанцы дрались по-дикарски: снимали с врагов скальпы, грабили всех подряд. Когда она узнала, что они пытались вести переговоры с поселенцами, надевали европейское платье и обращались к Конгрессу, взывая к справедливости, ответом же были обман и предательство, – она пришла в ярость.

В классе у мистера Рида висит фотография Молли Молассес, сделанная ближе к концу жизни. Она сидит прямая как палка, на голове высокий, расшитый бисером тюрбан, на шее – два больших серебряных медальона. Лицо темное, морщинистое, выражение свирепое. Однажды Молли осталась в классе после конца уроков и долго не сводила глаз с этого лица, выискивая ответы на вопросы, которые не могла сформулировать.

Вечером восьмого ее дня рождения, после того как съели мороженое и торт с кремом, который мама принесла с работы, и Молли от всей души загадала желание, зажмурив глаза и задувая свечечки в розовую полоску (пожелала, помнит, велосипед, бело-розовый с розовыми флажками, – девочке, жившей напротив, такой подарили на день рождения несколькими месяцами раньше), она уселась на диван и стала ждать, когда придет папа. Мама бродила по комнате, то и дело нажимая кнопку повторного набора на телефоне, и бормотала себе под нос: «Ты что, забыл, что у единственной дочери сегодня день рождения?» Папа не брал трубку. Через некоторое время они плюнули на это дело и легли спать.

Примерно через час она проснулась – кто-то тряс ее за плечо. На стуле у ее кровати сидел папа, слегка покачиваясь; в руке он держал полиэтиленовый пакет, а сам шептал:

– Эй, Молли Молассес, ты не спишь?

Она открыла глаза. Моргнула.

– Не спишь? – повторил он, протянул руку и зажег ее ночничок, который купил на барахолке.

Она помотала головой.

– Руку протяни.

Он пошарил в пакете и вытащил три картонки, к каким крепят бижутерию, – серая пластмасса с серой губкой с одной стороны; к каждой картонке было прикреплено по подвесочке. «Рыбка», сказал папа, подавая ей перламутровую зелено-голубую рыбку; «ворон» – угольную птицу; «медведь» – крошечного бурого мишку.

– Я хотел черного медведя, какие водятся в Мэне, но у них только такие были, – сказал папа виновато. – Тут дело вот какое. Я все думал, что тебе подарить на день рождения, чтобы со смыслом, не какую-нибудь паршивую Барби. И вот сообразил: мы же с тобой индейцы. Твоя мама – нет, а мы – да. А индейские символы мне всегда нравились. Ты в курсе, что такое символ?

Она покачала головой.

– Хрень, которая обозначает другую хрень. Поглядим, правильно ли я помню. – Он присел на постель, взял у нее картонку с птицей, покрутил в пальцах. – Так, этот пернатый парень – волшебный. Охраняет от сглаза и всякой прочей дряни, про которую ты, может, и сама-то не знаешь. – Аккуратно снял подвесочку с картонки, раскрутив проволоку, положил ворона на тумбочку у ее кровати. Потом взял мишку. – Этот свирепый зверь – твой защитник.