Под стягом победным

After that day the details of the journey became more blurred and indistinct - up to that day they had had all the unnatural sharpness of a landscape just before rain.	Дальше детали путешествия стали менее отчетливыми и мешались в голове - до того дня, когда окружающая местность приобрела неестественную предгрозовую четкость.
Looking back at the journey, what was easiest to remember was Bush's convalescence - his steady progress back to health from the moment that the ligature was withdrawn from his wound.	Оглядываясь на предыдущие дни, легче всего было вспомнить, что Буш выздоравливал. С той ночи, когда из раны вынули лигатуру, он уверенно шел на поправку.
His strength began to come back fast, so that it would have been astonishing to anyone who did not know of his iron constitution and of the Spartan life he had always led.	Силы возвращались с быстротой, удивившей бы всякого, не знакомого с его здоровьем и спартанским образом жизни.
The transition was rapid between the time when his head had to be supported to allow him to drink and the time when he could sit himself up by his own unaided strength.	Вскоре его уже не надо было поддерживать под плечи, чтобы напоить, он садился сам.
Hornblower could remember those details when he tried to, but all the rest was muddled and vague.	Эти подробности Хорнблауэр мог при желании вспомнить, но все остальное смешалось в кучу.
There were memories of long hours spent at the carriage window, when it always seemed to be raining, and the rain wetted his face and hair.	Он помнил, что долгие часы стоял у окна, и почти все время на голову капал дождь.
Those were hours spent in a sort of melancholy; Hornblower came to look back on them afterwards in the same way as someone recovered from insanity must look back on the blank days in the asylum.	То были часы глубокого душевного упадка, позже Хорнблауэр вспоминал их, как выздоравливающий вспоминает канувшие в горячке дни.
All the inns at which they stayed and the doctors who had attended to Bush were confused in his mind.	Трактиры, где они останавливались, и лекари, которые навещали Буша, перепутались в памяти.
He could remember the relentless regularity with which the kilometre figures displayed at the posting stations indicated the dwindling distance between them and Paris - Paris 525, Paris 383, Paris 287; somewhere at that point they changed from Route Nationale No. 9 to Route Nationale No. 7.	Он помнил неумолимую череду табличек на почтовых станциях, настойчиво напоминавших, что до Парижа остается все меньше километров: Париж - 525, Париж - 383, Париж - 285; где-то после этого они съехали с государственного тракта № 9 на государственный тракт № 8.
Each day was bringing them nearer to Paris and death, and each day he sank farther into apathetic melancholy.	Каждый день приближал их к Парижу и смерти, с каждым днем Хорнблауэр все больше впадал в уныние.
Issoire, Clermont-Ferrand, Moulins; he read the names of the towns through which they passed without remembering them.	Иссуар, Клермон-Ферран, Мулэн; он читал названия городов и тут же забывал.
Autumn was gone now, left far behind down by the Pyrenees.	Осень осталась за Пиренеями.
Here winter had begun.	Началась зима.
Cold winds blew in melancholy fashion through the long avenues of leafless trees, and the fields were brown and desolate.	Холодные ветры тоскливо раскачивали облетевшие деревья, поля лежали бурые и безлюдные.