Так и Исла, почувствовав, что она находится в святилище не одна, услышав незнакомый голос молодого человека, не видя его, но чувствуя и догадываясь, кто перед ней, она впервые испытала тот божественный, неповторимый волнующий, щемящий трепет юного сердца, который надолго запечатлелся в её памяти. Эти первые впечатления и дали толчок, разогрели огонь девичьего сердца, наполнив его той неугасающей силой, которая превысила страх, предрассудки, мнения людей, и Исла полюбила, уступив этой силе, впустив в свою грудь тепло и нежность.
Но было и ещё одно важное обстоятельство, без которого она не решилась бы, которое, порой, способно одолеть тысячи сплетен и миллион предрассудков, которое было заложено слепой природой, не знающей коварства и ограниченность людей, потому что являлось чистым и естественным, нежным, как крылья только что рождённой бабочки, но одарённой той скрытой силой природы, которая, порой движет и управляет, по невидимым законам, всем живым. Исла была беременна. Она пополнела, но эта полнота носила естественную природу. Ни жители деревни, ни даже мать не знали истинной причины полноты Ислы. Она тщательно скрывала беременность. Но, почувствовав, что ей пора раскрыться, она решилась рассказать об этом лишь Олафу. Услышав приятную новость, молодой человек пришёл в восторг, он нежно обнял любимую и горячо поцеловал её в губы, напоминавшие ему нежные лепестки розовых тюльпанов, которых он когда-то видел в одной из центральных стран, где имел честь сражаться, завоёвывая земли.
– Теперь нас трое, – сказал Олаф, обняв Ислу. – Это мой наследник, – заявил он.
Уголки розовых губ, растянулись в приятной улыбке и Исла взволнованно произнесла.
– Ты первый, кому я об этом сообщила.
– Теперь нужно сказать это всем, пусть знают, что у меня будет наследник.
– А если это будет девочка? – сказала она.
– Пусть девочка, я буду её любить не меньше, чем сына, ведь это будет моя дочь. Она будет схожа с тобой, твоя копия.
– Я… не знаю… – Исла засмущалась, опустила глаза. Олаф заметил на её щеках разгорающийся румянец, какой возникает у робких, застенчивых людей.
– В чём ты не уверена? – мягко спросил Олаф.
– Стоит ли сейчас говорить людям об этом. Я… Я боюсь, что они возненавидят меня больше и станут призирать.
Олаф стал на мгновение хмурым, он задумался.
– Ну и пусть болтают, я заберу тебя к себе, – уверенно сказал он. – Пусть тогда посмеют…
– Они всё равно будут говорить за нашими спинами, ведь мы не женаты.
– Тогда сыграем свадьбу, – предложил он. – Сейчас люди заняты посевами на полях и ремонтом кораблей. Ты права, наша свадьба лишь озлобит некоторых. Мы подождём ещё пару месяцев, ты согласна?
– Да, это хорошо, – согласилась Исла. Больше всего на свете она боялась людского мнения, и поэтому хотела отсрочить свадьбу, хотя и понимала, что скоро ей придётся встретить мнения людей, ведь долго она скрывать беременность не может – живот всё увеличивался.
Молодой человек стал на колено и прильнул ухом к её животу, охватив его выпуклость руками.
– Мальчик, подвижный.
Он посмотрел снизу вверх, в блестящие от слёз глаза Ислы.
– Это мой сын, он слышит и чувствует нас.
Девушка положила на его рыжие волосы руку и нежно провела по ним пальцами, чуть касаясь.
Пока Олаф и Исла прогуливались в уединении, вдали от шума, невидимые гостям, за одним из столов, среди фонтанов хмеля, танцев и тонких голосов – поющих традиционные песни, в глубине этого гама, тихо беседовали Сурт и Варг, недовольно бросая презирающие взгляды на танцующих крестьян и охваченных хмелем и весёлостью викингов.
– Слепцы и глупцы, – сказал Сурт. – Что он такое сделал? Чем он их покорил? Чем завоевал их сердца?
– Ты прав, прав, – согласился Варг. – Немного проявил щедрость, и вот – все довольны, веселы и… на его стороне.
– Это ведь мои корабли сгорели, это мои люди разбили армию этих юбочников,… где же справедливость? Куда смотрит Тор?
– Спокойно, ты слишком горячий. Всему своё время. Пусть радуются. Пусть думают, что счастливы и угрозы нет.
– Ты что-то придумал? – с пробудившимся интересом спросил Сурт, ёрзая на скамейке. Ему было неудобно сидеть за низким столом, его длинные ноги были зажаты меж перегородками стола. Он развернулся боком и протянул в сторону свои ноги, ноги Геракла. – Это я должен быть любимцем Тора. Он дал мне своё тело и силу.
– Да, но не дал ума.
– Что? – гневно спросил Сурт.
– Не обижайся, ты слишком горяч. Здесь нужно быть осторожнее и опытнее. За трон борешься всё-таки. В борьбе все средства хороши.
Сурт заглянул в глаза жреца. И, как всегда, ничего в них не увидел – лишь лёгкая ирония, окружённая мечтательностью. Но, вспоминая слова отца, Магнуса, он представил себе, как за таким, внешне тщедушным и спокойным человеком может укрываться коварство и хитрость.
– Ты слишком прямолинеен, – сказал Варг.
– Люди на его стороне.
– Это пока. Но стоит им раскрыть глаза и всё поменяется. За ним стоит Христос, за тобой Тор.
– Ну и что? – недоумевая, спросил Сурт.