Под сенью звезд

Молодые, сильные парни проворно кололи животных во все их места, причиняя им чрезвычайную боль и жуткие муки. Раненные животные издавали страшные, душераздирающие крики, крики о помощи, о милосердии. Но слепая людская ярость затмила разум. Могут ли спокойные, уравновешенные, миролюбивые и даже добрые люди превратится в лютых зверей, дойти до той точки кипения ярости и ненависти, при которой человека трудно узнать? Можно ли его в таком неистовом безумии вообще назвать человеком? Может ли человек вообще быть разумным, созидающим, если он способен вот так с того ни с сего превратиться в злобного зверя, в монстра, наружу которого выливается черная, обезумевшая ярость? Что последует дальше? Что скрывается в нем еще? Показав дно своей ненависти, не раскроем ли мы еще одно дно, еще более древнее, и не выпустим ли мы его наружу? Сможем ли контролировать этого человеческого монстра, познав его силу и разрушительную мощь?

Убить дельфина, обладающего массой с пол тонны, дело не из простых. Многие знают, как тяжело убивать свинью, простую деревенскую свинью, оставляющей колбасу и сало после себя людям в нагрузку за то, что они ухаживали и кормили ее в вонючем свинарнике, не менее смрадными отходами, которые сами не употребляют. Колют свинью крепкие мужчины, использовав длинную отвертку, ее вгоняют в тело животного, в самое сердце, если попадут с первого раза. При этом животное держат за ноги двое крепких мужчин. Шансов у нее нет. Мучается ли она в агонии перед смертью, посылая проклятия своим хозяевам напоследок? Мы этого не знаем. Скорее всего, бедное животное вообще не понимает, за что это с ним так: сперва, гладят, лелеют, по-доброму разговаривают, а затем вот так, неожиданно приходит смерть от тех, кто любил и заботился.

О дельфинах, в чьи тела сейчас забивают люди топоры и остроги, люди не заботились, не кормили, не разговаривали в тишине, они были рождены в природе, в ласковых морских глубинах, поглаживающих их своими нежными волнами. Природа их оберегала, заботилась, сколько могла, она была к дельфинам неравнодушна. За это они наградили ее своей службой, контролируя популяции мелких рыбешек. Но люди… Как быть с ними? Они хитрей, умней, коварней; они не знают границ насыщения, не научились в своих стаях бережно пользоваться дарами природы, где безусловно появились и сами; зато они привыкли брать, брать много, их цели туманны, их финал не ясен, предназначение не определено; они сильны, горды, считая себя полубогами. Природа не властна над своими хозяевами, они чувствуют себя над ней, видят ее в своем управлении, в рабстве, но ими управляет не природа, ставшая их лоном, колыбелью, их пищей, ими управляют законы, неведомые пока им. Эти законы их породили, они их и делают смертными. И они это знают, может от этого, от осознания, что человек не бессмертен, а стоит в один уровень с животными и таким является, они и становятся такими жестокими, особенно к тем, кто не может им ответить, дать отпор, защитить свою стаю. Выпуская пар злобы не беззащитных, человек немного успокаивается, но лишь на время, пока новая волна безумия не пробудится в его извращенном сознании и гигантской волной не нахлынет в мирный, спокойный оазис природы, сметающей стихией и уничтожающей все живое на пути.

Гринды не успели опомниться, как с обеих сторон были окружены, зажаты в тесные клещи смерти. Развернуться было поздно – слишком тесно, к тому же они оказались на мелководье, где их маневренность значительно снижена. Люди без малейшей жалости к живым существам, просящим о помощи и не понимающих, в чем их вина, подбегали к раненым гриндам и вонзали в их тела, головы металлические наконечники, острые топоры и длинные ножи. Зацепив дельфина за ноздри, как рыбу на крючок, четверо мужчин тянули раненного и кричащего дельфина к берегу, где один из опытных рыбаков перерезал ему глотку так, что кровавая рана тянулась, будто красный ошейник.

Погибшие дельфины в предсмертных судорогах били хвостами по воде. Кровь из животного лилась ручьями. Красные фонтаны поднимались над их головами. Лица, тела, руки людей были так же окрашены кровью животных. Юноши казались сумасшедшими, уничтожающие животных без капли сожаления. Куда исчезли их чувства, человечность? Можно ли это назвать простой рыбалкой, целью которой является получение пищи? Быть может, это разумная охота, выходящая за рамки гуманности? Но ведь так не убивают даже хищные звери, руководствуясь древними инстинктами. А может быть, это травля и преследование живого, убийство, грех? Способны ли люди после такой охоты на осуждение своего греха? Они грешны и ходят в церковь, чтобы снять с души тягостные оковы в искренних молитвах.