Под сенью дев, увенчанных цветами

Вероятно, в те годы, еще совсем недавние, расплывчатым было не впечатление от стайки, как у меня, накануне, когда они предстали передо мной в первый раз, — расплывчатой была сама стайка. Эти девочки, слишком маленькие, находились на той ступени взросления, когда на лицах еще не проступила печать личности. Как примитивные сообщества, в которых, в сущности, отсутствует индивидуальность и которые состоят скорее из колонии полипов, чем из полипов как таковых, девочки были неразлучны. Иногда одна из них валила на песок соседку, и тогда они все разом сотрясались от неудержимого смеха — только в нем и проявлялась их личная жизнь: тогда все эти расплывчатые, гримасничающие лица, словно гроздь ягод, растекались и сливались в один мерцающий, дрожащий кисель. Много позже они подарили мне фотографию, и я ее сохранил; на этой старой фотографии их детская команда насчитывает уже столько же участниц, сколько потом было в их женственном шествии; чувствуется, что они уже тогда выделялись на пляже своей необычностью, притягивавшей взгляды, но узнать каждую из них можно только с помощью рассуждений, прослеживая все мыслимые изменения и превращения, которые могли с ними совершиться в юности, и вплоть до того момента, когда их формы повторятся воплощенные уже в другой индивидуальности, и эти формы еще придется распознавать: не исключено, что вот это красивое лицо, судя по высокому росту и вьющимся волосам девушки, морщилось в перекошенной гримасе на карточке в альбоме; внешний облик каждой за короткое время так далеко ушел от первоначального, что служил весьма зыбким критерием, а с другой стороны, то, что было в них общего и как бы коллективного, проявилось уже тогда, так что их лучшие подруги порой путали их на этой фотографии, и в конце концов разрешить сомнения позволяла только какая-нибудь одежка, которую носила именно эта девочка. Те времена, совсем недавние, разительно отличались от дня, когда я их встретил на молу, и хотя на девушек по-прежнему нападали приступы смеха (я это заметил еще накануне), но это был уже не тот почти бездумный детский смех, что вспыхивает то и дело, удовлетворяя, заодно с беспрестанным нырянием вниз головой, потребность в физиологической разрядке; по той же причине рассеивались и исчезали, а миг спустя снова собирались вместе стайки карасей в Вивонне; нет, теперь девушки владели своими лицами; их глаза были устремлены на известную им цель; и только нерешительность и неровность моего первоначального восприятия виной тому, что вчера в голове у меня смешались и слились отдельные и совсем разные звездочки, давно отделившиеся от своего звездчатого коралла (как смешивались и сливались они в том своем детском веселье и на той старой фотографии).

Вероятно, я и прежде много раз при виде проходящих хорошеньких девушек обещал себе, что встречусь с ними еще. Обычно они нам больше не попадаются; к тому же их лица быстро ускользают из памяти и с трудом в ней воскресают; возможно, мы бы их и не признали, тем более что после них мимо нас уже проходили другие девушки, которых мы тоже больше не увидим. Но бывает — так вышло и с этой дерзкой стайкой, — случай настойчиво сталкивает нас с одними и теми же людьми. И мы восхищаемся этим случаем, потому что нам мерещится в нем попытка организовать и выстроить нашу жизнь; и с какой легкостью, неизбежностью, а иногда — после перерывов, подававших надежду на то, что мы не вспомним о них больше — с какой жестокостью преследуют нас по пятам образы, которые позже покажутся нам судьбой; а ведь не будь случая, мы бы с самого начала забыли о них с такой легкостью, как о многих других.