Под местным наркозом

Вышагивать по берберскому ковру, моему недавнему приобретению. Цитировать Иеремию: «Как потускло золото». Знать, что за тобой следит письменный стол, на котором папки с начатой рукописью стремятся порождать новые. А ну иди, иди сюда. Сочини маленькое, отлично выполненное убийство. Разве можно допустить, что твоя невеста с этим Шлоттау? Да, надо было подложить подрывную шашку под сигнальную электроустановку для ящика с песком; и тогда, едва Линда начнет контрнаступление под Курском, и она, и он, и Крингс, а также весь барак взлетят на воздух… А может, надо было, строго придерживаясь фактов, писать о Шёрнере. …Еще лучше сидеть у Раймана, заказав кружку пива. Или новую смесь: бутылку колы и рюмку водки…

Что же мне делать? Написать сенатору, занимающемуся школами? «Глубокоуважаемый господин Эверс, чрезвычайное обстоятельство, выходящее за рамки моих возможностей и способностей, вынуждает меня просить Вашего совета; мне кажется, именно Вы призваны к тому, чтобы внести ясность в данный вопрос. Позвольте мне для начала напомнить, что в интервью нашей западноберлинской «Учительской газете» Вы сказали: «Я исхожу из того, что существуют и отдельная личность, и общество в целом. И никто из них не является вышестоящей инстанцией. И индивид и общество взаимозависимы, накладывают отпечаток друг на друга…» И вот один из таких индивидов, а именно мой ученик, принял решение выразить свой протест против общества в весьма грубой форме: он намерен облить свою собаку бензином и сжечь ее в публичном месте, с тем чтобы жители этого города — он обвиняет их в равнодушии — поняли бы, что значит сгореть живым. Мой ученик надеется, что таким образом он продемонстрирует действие современного боевого средства — напалма. Он ожидает, что его акция просветит людей. На вполне обоснованный вопрос, почему он собирается сжечь собаку, а не какое-либо другое животное, к примеру кошку, ученик отвечает: особая, известная всем любовь западно-берлинских жителей к собакам не оставила ему другого выбора; ведь публичное сожжение голубей, например, вызвало бы в Западном Берлине разве что дискуссию на тему: а не целесообразнее ли было бы отравить голубей, как это делали обычно во время соответствующих крупномасштабных операций, ведь летающие горящие голуби представляют собой явную опасность… Мои попытки образумить ученика с помощью различных аргументов, с одной стороны, и указать ему на последствия его поступка — с другой, не привели ни к каким результатам. Несмотря на то что ученик признает: да, он боится, все равно он готов претерпеть любое насилие со стороны населения, которое особенно бурно реагирует на жестокое обращение с собаками. Всякое посредничество он расценивает как политику умиротворения и компромиссов, политику, которая ведет лишь к продолжению военных преступлений во Вьетнаме — в них он обвиняет исключительно американские вооруженные силы… Прошу Вас поверить, что я не в состоянии действовать обычным административным путем, ибо спонтанное стремление к справедливости, свойственное моему ученику, вызывает у меня сочувствие. (Конечно, все мы, особенно западные берлинцы, должны быть благодарны американским силам, ведь они защищают нас, но те же наши союзники в других местах ежедневно и ежечасно попирают наши представления о морали; не только мой ученик, но и я страдаю от этого трагического противоречия.) …В июле прошлого года Вы, достопочтенный господин сенатор, на одном из митингов воскликнули: «Давайте же поучимся гражданскому мужеству у Адольфа Дистервега!»[70] Ваши, столь достойные одобрения, откровенные слова врезались мне в память. Посему я хотел бы попросить Вас сопроводить вместе со мной моего ученика, когда он вступит на свой тернистый путь; ведь благодаря Вашему присутствию публичное сожжение собаки приобретет тот просветительский характер, которого все мы неустанно взыскуем, которого взыскует мой ученик и к которому всегда стремится истинная просветительская политика, являющаяся, по Вашим словам, «обязательно политикой социальной».

С совершенным почтением Ваш…»

(К сожалению, не существует статистических данных о количестве неотправленных писем, о количестве просьб о помощи, которые не были запечатаны в конверты с марками. Существует лишь зубная боль и… арантил.)

А теперь хочу добавить: обнаружив свою несостоятельность, я сразу же стал оправдывать любую несостоятельность: я тревожусь из-за Шербаума — ведь он человек, однако западных берлинцев встревожит лишь собака — ведь она не человек.