Побратимы

Однажды состоялось полковое комсомольское собрание, на котором шел разговор о храбрости, мужестве и о других боевых качествах советского воина. С воспоминаниями о боях на Халхин-Голе выступил Карасев. Слушая его рассказ о танковых боях в бескрайних монгольских степях, Эльмурза вспомнил о родном кумыкском раздолье, о Бав-Юрте и о легенде про Хаджи-Мурата, которую ему довелось услышать от деда Закарья.

Когда председатель собрания спросил, кто еще желает выступить, Эльмурза попросил слова.

— Давно это было, — начал он. — Как-то прослышав о беспредельной силе и храбрости знаменитого наиба Шамиля — Хаджи-Мурата, к нему приехал один горец, тоже претендующий на славу очень сильного и храброго человека.

Хаджи-Мурат принял гостя, как полагается у нас в Дагестане, и спросил, какое у него неотложное дело. Гость ответил, что приехал помериться с Хаджи-Муратом силой и храбростью.

Хозяин спросил:

— Каким способам?

— Любым!

— Ладно, — согласился Хаджи-Мурат и заметил: — Только одно неудобно… Мы с тобой не враги, а испытывать свою силу и храбрость с приятелем нелегко. Поэтому сделаем так: ты сунешь мне в рот свой палец, а я тебе свой и будем кусать их безжалостно и одновременно. Кто дольше выдержит, тот и победит.

Гость согласился.

Вскоре изо рта гостя стала сочиться кровь. Как видно, он глубоко прокусил палец Хаджи-Мурата. Потом вдруг гость сам разжал зубы, выпустил палец Хаджи-Мурата и закричал:

— Отпусти!

— Зачем раньше отпустил мой палец? — спросил Хаджи-Мурат.

— Уж очень безжалостно ты кусал! — ответил гость.

— А ты разве мой палец кусал нежно? Мне тоже было больно… Может быть, больней, чем тебе. Ведь мои зубы не так молоды и остры, как твои… Я же намного старше тебя.

И Хаджи-Мурат сказал гостю, что для того, чтобы прослыть сильным и храбрым джигитом, нужно всегда помнить о «намус» и «ях».

«Намус», по-нашему, по-кумыкски, означает честь, а «ях» мне трудно перевести, но в общем «ях» — это мужество, стойкость и еще что-то вроде самообладания и выдержки. Вот такими качествами должны обладать и мы с вами. Нам нужно всегда, помнить о чести танкиста и не забывать о том, что чем больше в человеке «яха», тем меньше в нем страха. У страха глаза большие, испуганные, а у «яха» чуть прищуренные, уверенные! — заключил Эльмурза.

После собрания к Эльмурзе подошел Карасев и, протягивая руку, сказал:

— Поздравляю, товарищ командир… Легенда что надо!

— Вы, Карасев, тоже много интересного рассказали, — ответил Эльмурза.

К палаткам они пошли вместе. В тот вечер ни Эльмурза, ни Карасев не знали, что на рассвете 22 июня вражеские бомбардировщики обрушат на их головы свой смертоносный груз и в жизнь ворвется огненный смерч Великой Отечественной войны.

* * *

Шла вторая неделя войны… На заре отдельный танковый полк отбил две вражеские атаки.

Во время третьей экипаж Эльмурзы выпрыгнул из пробитого снарядом горящего танка и рассредоточился. Вражеские десантники заметили танкистов и открыли огонь.

Перебегая от укрытия к укрытию, Эльмурза выстрелами из нагана повалил двух замешкавшихся фашистов. Потом подполз к Карасеву. Старшина был ранен в руку. Когда Эльмурза перевязывал рану Карасеву, руки его дрожали — сказывалось нервное напряжение.

Вскоре стрельба затихла. Фашисты отошли на свои позиции. Только вражеские и наши танки, изредка содрогаясь от рвущихся в них снарядов, полыхали алыми факелами, чадя черным дымом.

Изуродованная снарядами и развороченная гусеницами, земля дымилась и выглядела неуютно, словно была небрежно перепахана огромным плугом. Пахло порохом.

Карасев отыскал взглядом свой горящий танк и, тяжело вздохнув, сказал:

— Вот, не говорит, не плачет, а тяжко на него смотреть. Жаль, как человека.

— Еще бы… — не договорил Эльмурза и отвел глаза в сторону.

Они спустились в лощину и направились к позиции, занимаемой нашей батареей.

Теперь Эльмурзе казалось, что опасность миновала. Но вдруг вражеские минометчики открыли огонь по батарее. С шипящим свистом полетели мины. Одна из мин разорвалась неподалеку. Они припали к земле. Осколки просвистели над головой и прочертили землю на гребне холма, за которым они укрылись. Чуть правей разорвались еще две мины.

«Вилка», — догадался Эльмурза и крикнул Карасеву:

— Броском к траншеям артиллеристов!

Они вскочили и побежали. У самого бруствера Эльмурза одновременно с разорвавшейся поблизости миной неестественно подпрыгнул, будто перескочил через невидимое препятствие.

— Что с вами? — спросил Карасев.

— Ничего, — только и успел вымолвить Эльмурза и тут же повалился в траншею.

— Эге, да вас, видать, тоже стукнуло?

— В ногу, — тихо проговорил Эльмурза.

Они посмотрели туда, где только что лежали. Земля там вскипела от густых разрывов мин.

Карасев склонился над Эльмурзой. Из раны хлестала кровь. К ним подошел командир батареи и спросил, из какой они части. Эльмурза ответил.

Прибежал санитар. Наложив жгут, он сделал перевязку. Командир батареи сказал:

— До медсанбата на нашей попутной машине доберетесь. Сейчас она пойдет за боеприпасами.

* * *