Проклиная в душе свою гражданскую специальность, он оделся, одернул гимнастерку и, поборов в себе робость, подошел к председателю призывной комиссии.
— Товарищ начальник, очень прошу, направьте меня в танковую часть… Хочу быть танкистом. Я «стального коня» буду любить не меньше, чем настоящего…
Тот пристально посмотрел на Эльмурзу. Оглядел его осоавиахимовскую форму, значки, статную фигуру и, чуть подумав, спросил:
— А командиром не хочешь быть?
— Командиром-танкистом хочу! — не задумываясь, ответил Эльмурза.
— Ну что ж, пусть будет так, — заметил председатель комиссии и передал его документы рядом сидящему командиру.
Выходя из зала призывной комиссии, Эльмурза уже узнал, что его направляют на курсы младших командиров-танкистов.
IV
За окном вагона проплывали то древние дагестанские горы, уходящие к горизонту, то ставропольские степи, то холмистые украинские поля. Скоро их сменили леса Подмосковья.
Москву Эльмурза увидел утром из окна автобуса, когда переезжал с Курского на Киевский вокзал. Столица поразила его широкими проспектами. Во всем, даже в том, что все куда-то спешили, чувствовался ритм многомиллионного города. Эльмурза никогда не думал, что ему придется сразу, за одну поездку, так много увидеть. У него приятно кружилась голова. Да и как не закружиться ей, если огромная страна предстала перед ним во всей своей красе и величии.
Вечером призывники высадились на маленькой станции под Изяславом, скрытой в густом сосновом бору.
Началась армейская жизнь… И тут Эльмурза почувствовал, как пригодились знания, полученные во время занятий в военно-спортивных кружках, и как хорошо, что мать с детства привила ему уважение к старшим. В своих письмах к родным он писал:
«Армейская дисциплина мне по душе. Она во многом напоминает наш семейный уклад. Дома старшей надо мной была ты — мать, а над тобой — отец. Если я поступал неправильно, то ты говорила: «Вот скажу отцу и получу от него выговор, тебе приятно будет?..» И я старался ничем не огорчать тебя. Ты, мать, приучила меня уважать старших, стоя приветствовать их при встрече и никогда не позволяла вступать в разговор без их разрешения.
В армии я по-новому стал осмысливать значение слова «Родина». Раньше я считал, что моя Родина — это Бав-Юрт или Дагестан. Теперь же понимаю, что Родина вмещает в себя несколько сот Дагестанов. Вот почему мы с любовью говорим: «Мать-Родина».
Писал он еще и о том, что здесь, в армии, русские товарищи называют его не Мурзой, а Мишей, Михаилом, иногда даже и Михаилом Борисовичем. А одного земляка — дагестанца Магомеда Ибрагимовича Хучиярова величают Михаилом Ивановичем Кучеровым.
Как-то ночью Эльмурза стоял часовым у танкового парка. Перед рассветом глаза стал смыкать всесильный сон. На некоторое время он забылся. Открыв глаза, он вздрогнул и вспомнил про случай, врезавшийся ему в память на всю жизнь.
Это было в ночном.
Эльмурза вместе с одноклассниками пас коней (тогда он учился в четвертом классе). Утром ребята недосчитались одной лошади. Караульщики проспали, и лошадь куда-то ушла. Узнав об этом, Темиргерей прискакал в степь, вырвал из рук Мурзы уздечку и первый раз в жизни отхлестал его чуть ниже спины, приговаривая:
— Так ты караулишь!.. Так охраняешь коней!..
Все кончилось тогда благополучно. Но, вспомнив, Мурза крепче сжал винтовку, пристально всматриваясь в темноту.
Шло время… В одном из писем из дому ему сообщили радостную весть. Он стал отцом. Малыша назвали Арсеном.
Татув хотела дать имя по корану, а Темиргерей — по обычаю, то есть назвать именем одного из умерших родственников. Но все получилось иначе. Услышав, что в клуб привезли кинофильм, все пошли смотреть новую картину под названием «Арсен». Татув и Темиргерею очень понравилась смелость Арсена, и они тут же решили дать малышу имя героя.
Прошло шесть месяцев, и Эльмурза был направлен командиром легкого танка БТ-7 в отдельный 40-й танковый полк.
V
В июне 1941 года отдельный 40-й танковый полк находился в летних лагерях. Принимая БТ-7 и знакомясь с экипажем, Эльмурза обратил внимание на светловолосого старшину, башнера-заряжающего Карасева, грудь которого украшали две боевые медали. «Видно, бывалый танкист», — «заключил Эльмурза и тут же узнал, что Карасев — коммунист, сверхсрочник, участник боев с японскими самураями в районе Халхин-Гола. Узнал Эльмурза и о том, что Карасев остер на язык, слывет в полку балагуром, но танк знает крепко, в случае необходимости может заменить любого из членов экипажа. Услыхал Эльмурза и о том, что Карасев далеко не лестного мнения о нем, как о командире танка.
— Командир-то у нас зелененький, свежеиспеченный… Что ж, поживем увидим, чему нас научит этот кавказский человек, — бросил он танкистам, когда Эльмурза отошел от машины.
Не всегда первая встреча сближает людей. Так случилось и на этот раз. Эльмурза держал себя со старшиной официально. Помня о том, что Карасев остер на язык, отдавая приказания, старался тщательно выговаривать русские слова.