Побѣдители

Да, Наташа права. Детские вещи обладают странной магией успокоения. Не случайно я во всей квартире забилась сейчас именно за Гунькину парту, не случайно верчу в руках – теперь вот тетрадку, обклеенную переводными картинками.

«Тетрадь по правоведению ученицы гимназии №4, II класса Елизаветы Юрьевны Черновой»20.

И дальше, округлым умилительным почерком:

«25 мая, домашняя работа. Верховный Суд в нашей стране является апелляционным (в этом слове Гунька ляпнула ошибку, кровожадно исправленную учительским карандашом), но в особо важных случаях может быть судом первой инстанции. Возглавляет Верховный Суд Государь. По Основному Закону Государь является Председателем Верховного Суда – со своей коронации и на всю жизнь. Поэтому Наследник престола обязан выучиться в молодости на юриста. По любому вопросу можно спросить тех людей, кто лучше осведомлен, только законы нужно знать самому, иначе хорошо править не получится».

До сих пор не устаю отдавать должное тому, как хорошо продумана у нас учебная программа. Да, к десяти годам все это уже должно быть уложено в голове.

«Государь назначает двенадцать Верховных Судей. Обычно они призываются из самых разных губерний, но в Законе это не написано. Просто так уж повелось, чтобы в лице Верховных судей были представлены разные губернии. Это называется – традиция. Что делает Верховный Суд? Он проверяет другие суды, но может и проверить решение Думы. Если Дума принимает такой закон, который затрагивает основания жизни нашего Государства – то Верховный Суд его тут же отменит».

Наивные обороты Елизаветы свидетельствуют, между тем, что она превосходно понимает, о чем пишет. Она говорит своими словами. Она не вызубрила, ей в самом деле все понятно.

Стукнула дверь. Я выронила тетрадку и бросилась в коридор.

– Нет, покуда длится обострение, я не настаиваю на госпитализации, – говорил Лебедев, стоя на пороге спальни. – Но без обследования нельзя судить о том, поражены ли, к примеру, некоторые пары черепных нервов.

– И сколько известки в моей голове, – насмешливо прошелестел из глубины комнаты голос Наташи.

– Гмм… Вот, возьмите рецепты, mademoiselle. – Лебедев протянул мне несколько бумажек. – Пипольфен, йодид калия, новокаин для инъекций, валиум. Пока что все. Заниматься этим придется серьезно и долго. На сегодня постарайтесь, чтобы не было резких телодвижений.

Я не хотела этого спрашивать. Но все же не сумела удержаться, за что после долго поедом грызла себя.

– Это опасно для жизни?

– Не умею вам сказать что-либо с определенностью. – Лебедев, грузный, высокий и широкоплечий, снял с вешалки свою шляпу. – Не совсем типичная картина болезни. Это ведь началось внезапно?

– Да. Утром она была в редакции, заходила к букинисту… Я говорила с ней вчера – она была совсем здорова.

– Совсем здорова она не была никогда. Но понадеемся на лучшее. Тревожиться рано, да и некогда. Не полагаясь на Наталию Всеволодовну, я поговорю с Юрием Валерьевичем. Рассчитываю и на вас. Обследование в клинике необходимо.

Проводив Лебедева, я вернулась к Наташе. За окнами уже темнело, у кровати горел ночник. Как успел миновать день?

– Уж и ругался и бранился. – Наташа, лежа высоко в подушках, старалась не двигать головой.

– Сейчас я позвоню в дежурную аптеку. Иван Сергеич понавыписал вам кучу лекарств. Наверное все – горькие и противные.

– Да уж знаю его, никогда не выпишет сладких и приятных. Но и то правда, будь лекарства вкусные, все б только и делали, что болели.

– Может быть, вы попробуете уснуть? Вы очень устали, вдруг да получится.

– Не думаю, Нелли. Лучше возвращайтесь. Читать я не смогу, глаза слишком напряжены. Но можно поболтать немножко. От этой гадости надо как-то отвлечься.

Делая заказ, я сообразила предупредить, чтобы посыльный не звонил в дверь, нарочно оставленную мною незапертой.

– Свет резковат. Если не сложно, Нелли, набросьте на лампу мой синий шарф. Вон он, на кушетке.