Побѣдители

Шарф, впрочем, был не синий, а зеленый. Вероятно, чей-то подарок, скорее всего Юрия, раз Наташа его носит. Сама Наташа никогда не покупает ни синих, ни зеленых вещей. Она их не различает. Тританомалия – это даже не дефект зрения. Это самое обычное зрение, каким обладали люди в древние времена. Так видел мир Гомер, что показывает филологический разбор его текстов. У Наташи – древние глаза. Я читала в какой-то статье, что в современном мире такого зрения нету. За исключением племени химба в Бечуаналенде. Но Наташа – русская немка, а отнюдь не химба.

– Спасибо, так лучше. Вы ели что-нибудь?

– О, да. Я нашла полный кулек фисташек и коробку марципанов. А мама еще говорит, что это я самая бесхозяйственная, как одна остаюсь.

– Нет, это не вы. Нелли, сварите себе гречневой каши.

– Если проголодаюсь, сварю. А пока лучше посижу с вами.

– Ну, хорошо. Тогда расскажите, что было интересненького в вашей жизни за те дней десять, что мы не видались?

– Самое интересненькое был Мишин полет вокруг Земли. Но это уж определенно не моя жизнь. Наташа, а ведь вам уже тогда нездоровилось? Вас не было на приеме… Как же я не подумала…

– Нелли, вы не Иван Сергеевич, уж довольно с меня ругательской ругани. Нездоровилось, но я не догадалась, к чему дело идет. Куда уж вам догадаться. А дайте-ка еще папиросу…

– Можно тогда и я тоже?

– Нельзя. – Осунувшееся лицо Наташи сделалось строго. – Я давно знаю, Нелли, что вы балуетесь. Знаю и то, что для вас курение – именно что баловство. Но сейчас вы тревожитесь за меня, ваши нервы напряжены, вы думаете, я этого не вижу? Нелли, есть две вещи, которыми нельзя лечить нервы. Это спиртное и табак. Если вы сию минуту закурите – вы не остановитесь, пока я не встану на ноги. Ну и зачем это нужно? Вы справитесь и так.

– Я не буду. А космос, по-моему, нам обеим не слишком интересен. Хотя и трудно не порадоваться, когда все так рады. Да и за Мишу я испугалась.

– Да как вам сказать… Любопытные моменты есть. Вы не приметили, что, чем, как выяснилось, ближе было к полету, тем более яростно оппозиционные газеты писали, что никакой выход на орбиту невозможен? Кто-то очень старательно сохранял интригу. Это, я чаю, не только космос. Это демонстрация могущества. Вы помните, Пушкин называл тёзку и прямого предка21 нашего Государя «юным львом»? Знать бы, кому-то нынешний юный лев показывает когти?

Мы разговаривали почти так, как обычно. Разве что голос Наташи был очень слабым. Из него ушла эта низкая бархатная глубина, модуляции казались беднее обыкновенного. Тень голоса.

– Ну а что вы еще поделывали?

– Гмм… Чем бы вас позабавить? Ах, да. Я познакомилась со страшным колдуном. И он мне очень понравился.

– А вот здесь, будьте добры, в подробностях.

Стараясь следить, чтобы мой звонкий голос в свой черед звучал потише и поглуше, я рассказала об Авигдоре Эскине (Наташа о нем слышала впервые, впрочем, она ведь смотрит новости еще меньше, чем я), о нашей встрече в кафе, обо всем, что о нем рассказывают. Об апартеиде, впрочем, в двух словах, больше о том, как он, двадцатилетний, объявил «огненный удар» одному из влиятельных членов правительства, Арону Леви, «Огненный удар», он же «пульса денура». Насколько я понимаю, весь Израиль следил за этой историей. Какой-то мальчишка совершает магический ритуал против известного политика. Насколько я понимаю, там весь смысл в том, чтобы объявить об «ударе» публично. Намеченная жертва должна раскаяться и исправиться за те дни, которые ей отведены. Иначе все, смерть. Весь этот заговор, или как там его назвать, совершают ночью, на кладбище. Жуть, конечно. Эскин назначил сроком проклятия тридцать дней. Двадцать девять дней это служило богатой темой для анекдотов. А на тридцатый день Леви, в собственном доме, упал, поскользнувшись на мраморной лестнице. Упал и сломал шею. Медики констатировали мгновенную смерть. А ведь ничего не сделаешь – в законодательстве ответственности за магию не прописано.

– По чести сказать, это захватило мое писательское воображение. Уж не знаю, что мне скажет отец Рейн, боюсь, что поколотит. Я с Рейном вчера видалась, но не исповедовалась. Но я же литератор, кузина Наташенька! Как же мне не подружиться с эдаким страшным человеком! Непременно с ним еще встречусь. Но все ж хорошо, что мы не евреи. На нас эти огненные удары, говорят, не действуют.

– Какая прелесть. – Глаза Наташи смеялись. Повеселевшие глаза на измученном, прозрачном лице. – Восхитительно изящная работа спецслужб.

– Наташа! – От возмущения я даже забыла говорить тихо. – Какое прозаическое, скучное истолкование… Но вы же мистик! Вот уж от кого не ждала.

– Мистик, Нелли. Но такими ужасами, боюсь, следует потчевать материалистов, они-то в подобных случаях беззащитны и восприимчивы как дети. Не беру в расчет поэтов, девушек и присутствующих.

Никогда не научусь предугадывать ее реакции. Они всегда неожиданны. Но…

– Что вы так нахохлились, Нелли? Непременно продлите знакомство, этот ваш Эскин, похоже, интереснейшее существо.