Мой друг мертв. Я видел, как коронер погрузил накрытое простыней тело в машину.
«А может под белым покрывалом кто-то другой?» – шептала сама надежда, обретшая в этот час мой собственный голос.
Где-то над головой громко каркнул ворон, провожая неясный силуэт я стиснул зубы и прорычал:
– Я знаю, кто ты. Я найду тебя и убью.
Так я остался один.
Тем промозглым осенним утром ливень стеной опустился на город. Потоки воды устремлялись вниз по улочкам, в переполненных водостоках кружили воронки из опавших листьев, ледяной порывистый ветер трепал зонты словно голодный пес. Цеплялся в тело, прогрызая ледяными клыками ходы в саму душу.
Достав трясущимися руками сигарету я подкурил, прикрывая тусклый огонек ладонью, полоснул взглядом седую пучину облаков.
«Если ты есть, Боже, если ты сейчас смотришь на все это, скажи – почему?»
Траурная процессия растянулась чуть ли не на милю. Черный катафалк скрипнул проржавевшими рессорами и замер у ворот кладбища. Я отвернулся, шмыгнул носом и закрыв глаза глубоко затянулся, заполняя легкие ядовитым дымом. Отчасти я был рад дождю, по крайней мере никто не увидит ничьих слез.
Последнее пристанище Ника Роджерса располагалось в южной части Грин-Вуда; разверстая яма под раскидистой елью уже ждала, когда гробовщики опустят на дно простенький сосновый гроб.
«…в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.»
Черным ангелом скорби над пропастью под елью сотрясалась от горя Сивилла, безутешная мать, справа от нее читал проповедь священник, чуть поодаль серели друзья и близкие родственники. В толпе я увидел Карен Пэйдж и Дейзи Джонсон – две промокшие птички под одним зонтом, лица белее мела. Карен посмотрела на меня и в ее красных от слез глазах я увидел лишь тоску и извечную осень Нью Йорка.
Мимо прошел невысокий мужчина в шляпе-котелке и похлопал меня по плечу. Люди превратились для меня в стаю ворон; я не видел больше лиц, не слышал голосов – лишь погребальный вой и стенания страдающих сердец.
Я не мог вынести прощания с Тарой, и не мог проститься сейчас. Мне казалось, что Ник Роджерс жив и здоров, и сидит сейчас в своей богадельне, мирно попивая кофе из пробирки, а в яму опустили меня самого.
Во мне не осталось места для скорби, сердце мое оборвалось еще прошлой ночью, иссохло, пеплом осыпалось на самое дно опустошенного выгоревшей души.
Этот ублюдок хладнокровно убил моего друга, и словно чертов аспид отравил души всем, кто сейчас толпились над могилой Великого Человека. Таким как Марш нет прощения, к такой мерзости нет сострадания. Когда гробовщики принялись за установку памятной таблички, когда Сивиллу под руки протащили мимо меня, когда Дейзи Джонсон коснулась моей руки и дрожащими губами прохрипела в лицо нечто вроде «держись» – тогда я все решил.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ: «СЛАДОЧКА»
Поздним вечером после поминального обеда я набрал Карен и долго проговорил с ней в полутьме у окна отеля, глядя на непрекращающийся ливень, застилающий безлюдье улиц ночной тревогой.
– Мэт…
Сглотнув, она прошипела в трубку :
– Я знаю, кто убил его.
– Тогда, – выдержав паузу я опять закурил; горло саднило от сигаретного дыма, голова раскалывалась от недосыпа. – Тогда ты знаешь, что я сделаю.
– Мэтью, мы друзья, и я никогда бы не сказала этих слов, но, да простит меня Господь…
Она тяжело вздохнула и я услышал тихий плач по ту сторону провода.
– Этот сукин сын должен сдохнуть! Не хочу, чтобы такие как он жили в этом мире! Мне мерзко дышать воздухом, которым дышал этот подонок!
Я перебил ее, оборвал на полуслове.
– Карен, я не Всевышний, чтобы отнимать чужие жизни, но когда он занят, пожалуй, я сделаю эту работу за Него.
Это звучало патетично, но именно эти слова донельзя отражали суть моей решимости. Я чувствовал себя санитаром леса.
Простившись с ней, набрал номер Конторы Чарли. Трубку взяли только с одиннадцатого гудка.
– Ало? И каким чертям я понадобился в этот час?
Голос Костолома Чарли за годы стал каким-то глухим, к акценту прибавились шипящие и отдышка, но я узнал его, и, не кривя душой, был рад слышать.
– Это Мэтью Броуди.
– Броуди? Твою мать! Жив еще! Зачем позвонил?
– Мне нужен Джованни. – сразу перешел я к делу.
Беззлобное ворчание сменилось деловым тоном:
– На кой хрен тебе Спалетти?
– Мне нужно оружие.
– Я не торгую оружием.
– Просто сведи меня с Джованни Спалетти, кретин, и все! – Прорычал я, сжав трубку так, что хрустнули костяшки пальцев. – Я знаю, что твой кузен работает на людей Спалетти. Все так же трясет бутлегеров?
– Ты всегда был пронырой.
– Ты даже не представляешь о чем речь, – Сухо прошелестел я губами, отрешенно глядя на залитый дождем Нью Йорк. – Ты даже не представляешь.
– Не зная тебя, послал бы ко всем Дьяволам, Броуди. Завтра в час, жди у Вестника.
Я повесил трубку и сжал кулаки, сейчас во мне зарождалось новое чувство, оно все ширилось, еще чуть-чуть и гнев вырвется наружу, праведной карой Фемиды. Я чувствовал ненависть, готовую расплескаться, выйти из берегов, чтобы поглотить все на пути.
**