Первый человек в Риме

— Несколько дней назад я был на обеде у Марка Эмилия Скавра, — произнес он плутовским голосом, — и готов был бы поспорить, что Луций Корнелий сам нашел бы себе жену, не будь она уже женой другого человека.

— Не может быть! — воскликнула Аврелия, подавшись к Рутилию Руфу. — Дядя Публий, расскажи нам, кто она!

— Маленькая Цецилия Метелла Далматика, — сказал Рутилий Руф.

— Жена самого принцепса Сената? — взвизгнула Аврелия.

— Она самая. Луций Корнелий только взглянул на нее, когда их знакомили, сразу стал краснее своих волос и весь обед просидел, как болван, не отрывая от нее глаз.

— Ты преувеличиваешь, — не выдержал Марий.

— Может быть. Но даже Марк Эмилий это заметил. Он относится к своей дорогой крошке Далматике, как старая курица к единственному цыпленку. Поэтому после главного блюда ее сразу же отослали спать. Она была очень разочарована. Уходя, она посмотрела на Луция Корнелия с застенчивым восхищением. Он даже пролил свое вино.

— Хорошо еще, что он не пролил свое вино на ее подол, — мрачно заметил Марий.

— О нет, только не еще один скандал! — воскликнула Юлия. — Луций Корнелий не должен этого допустить! Не мог бы ты намекнуть ему, Гай Марий?

Марий посмотрел на жену так, как смотрят обычно мужья, когда их жены требуют от них совершенно не мужских поступков:

— Конечно, нет!

— Почему? — спросила Юлия. Для нее просьба была вполне разумной.

— Потому что частная жизнь человека — это его личное дело. И он не поблагодарит меня за совет.

У Юлии и Аврелии был разочарованный вид. Цезарь, вечный миротворец, прокашлялся:

— Но поскольку Марк Эмилий Скавр собирается жить тысячу лет и умереть не от старости, а от чужого топора, не думаю, что нам следует слишком тревожиться о Луций Корнелии и Далматике. Наша мать уже подобрала Сулле жену, и, как я слышал, он одобрил ее решение. Так что, как только Луций Корнелий вернется, мы получим приглашение на свадьбу.

— Кто бы это? — спросил Рутилий Руф. — Я ничего не слышал!

— Элия, единственная дочь Квинта Элия Туберона.

— Немного старовата, кажется? — заметил Марий.

— Около сорока. Ровесница Луция Корнелия, — спокойно ответил Цезарь. — Он больше не хочет детей, кажется. А наша мать считает, что в данном случае бездетная вдова — идеальный вариант. К тому же она недурна собой.

— Из старинной аристократической семьи, — заметил Рутилий Руф. — К тому же богатой.

— В таком случае я рада за Луция Корнелия! — тепло отозвалась Аврелия. — Ничего не могу поделать, он мне нравится!

— Он всем нам нравится, — сказал Марий, подмигнув ей. — Гай Юлий, это профессиональное восхищение не вызывает у тебя ревности?

— О, у меня есть более серьезные соперники, чем обыкновенные патриции-легаты, — усмехнулся Цезарь.

Юлия подняла голову:

— Действительно? Кто?

— Его зовут Луций Декумий. Это неопрятный маленький человечек около сорока лет, с тонкими ножками, жирными волосами и пахнущий чесноком, — описал «соперника» Цезарь, выискивая на блюде с сухофруктами самую большую изюмину. — Мой дом постоянно наполняется великолепными цветами — в сезон, не в сезон, безразлично для Луция Декумия. Он присылает свежий букет каждые четыре-пять дней. И посещает мою жену (как вам это нравится?), обхаживая ее самым тошнотворным образом. Он так радуется нашему будущему ребенку, что у меня иногда возникают нехорошие предчувствия.

— Перестань, Гай Юлий! — смеясь, воскликнула Аврелия.

— Кто он? — спросил Рутилий Руф.

— Смотритель, или как он там называется, общины на перекрестке, которая находится в доме Аврелии. Она не берет с них арендной платы, — объяснил Цезарь.

— Между Луцием Декумием и мной существует договоренность, — добавила Аврелия, перехватив у Цезаря изюминку, которую тот уже готов был положить в рот.

— Какая договоренность? — поинтересовался Рутилий Руф.

— Своим ремеслом он будет заниматься, где хочет, только не около моего дома.

— Каким ремеслом?

— Он — наемный убийца, — сказала Аврелия.

Когда Сатурнин внес на рассмотрение свой второй аграрный законопроект, пункт о клятве прозвучал на Форуме, как гром среди ясного неба. Не обычная молния Юпитера, но катастрофическое громыхание древних богов, настоящих богов, numina — безликих духов.