Читаем Первый человек в Риме полностью

— Только время покажет, — спокойно ответила Юлия. — Что бы еще ни случилось, Гай Марий, никогда не забывай: люди всегда с ужасом твердят, что тот или иной новый закон означает конец Республики, что Рим больше не Рим… А я знаю по книгам: Сципион Африканский говорил то же самое о Катоне Цензоре! И, наверное, какой-нибудь наш предок Юлий Цезарь говорил так о Бруте, когда тот убил своих сыновей. Республика нерушима, и они знают это, хоть и вопят, что она обречена. Помни об этом.

Ее здравые рассуждения наконец-то подействовали — он стал успокаиваться. Юлия с удовлетворением заметила, что краснота глаз побледнела, с лица сошли пятна. Она решила сменить тему разговора:

— Кстати, мой брат Гай Юлий хочет завтра встретиться с тобой, поэтому, пользуясь случаем, я пригласила его и Аврелию на обед. Надеюсь, ты согласен.

Марий ахнул:

— Конечно! Очень хорошо! А я и забыл! Он уезжает на остров Церцина организовывать там мою первую колонию ветеранов! — Он опустил голову, обхватил ее руками. — Он ведь уезжает, да? О боги, моя память! Что происходит со мной, Юлия?

— Ничего, — успокоила она. — Тебе нужна передышка. Лучше, если ты несколько недель проведешь вдали от Рима. Но поскольку это невозможно, почему бы нам с тобой вместе не поискать Мария Младшего?

Этот славный девятилетний малыш был удачным сыном: высокий для своего возраста, крепкого сложения, блондин, с настоящим римским носом, что его отцу было особенно приятно. Нравилось Марию также и то, что сына больше интересовала физическая подготовка, чем умственные занятия. Тот факт, что Марий Младший все еще оставался единственным ребенком в семье, огорчал мать больше, чем отца. После смерти второго сына две беременности Юлии оказались неудачными. Теперь она уже боялась, что не сможет выносить ребенка до положенного срока. Однако Марий был согласен иметь и одного сына. Он отказывался слушать, когда ему говорили, что необходимо отложить несколько яиц в запасную корзину.

Обед удался на славу. Из гостей присутствовали только Гай Юлий Цезарь, его жена Аврелия и дядя Аврелии Публий Рутилий Руф.

Цезарь уезжал на африканскую Церцину в конце восьмидневной базарной торговли. Поручение ему нравилось, и только одно отравляло ему удовольствие.

— Меня не будет в Риме, когда родится наш первый сын, — сказал он с улыбкой.

— Аврелия, нет! Опять? — со стоном вопросил Рутилий Руф. — Ведь будет еще одна девочка, вот увидишь. Где ты найдешь еще одно приданое?

— Фу, дядя Публий! — воскликнула неунывающая Аврелия, засовывая в рот кусочек цыпленка. — Во-первых, нам не понадобится приданое для наших девочек. Отец Гая Юлия заставил нас пообещать, что мы не будем упрямыми Цезарями и освободим наших девочек от порока плутократии. Поэтому мы намерены выдать их замуж за ужасно богатых, но никому не известных. — Она съела еще несколько кусочков. — И потом, нам уже хватит девочек. Теперь мы заведем мальчиков.

— Как, сразу нескольких? — заморгал глазами Рутилий Руф.

— О, было бы замечательно, если бы получились двойняшки! У Юлиев они бывали? — спросила отважная мать свою свояченицу.

— Думаю, да, — нахмурясь, ответила Юлия. — Конечно! У нашего дяди Секста были двойняшки, хотя один умер… Ведь Цезарь Страбон — из двойни, да?

— Да, — с усмешкой ответил Рутилий Руф. — Наш бедный молодой косоглазый друг обладает многими именами, и Вописк, одно из них, как раз означает «выживший из двойни». Но я слышал, что у него есть еще и прозвище.

Насмешливая нотка в голосе Рутилия Руфа насторожила собравшихся. Марий спросил за всех:

— Какое?

— Как-то раз у него на заднице вскочил свищ, и один остряк сказал, что теперь у Цезаря Страбона на заднице полторы дырки. С тех пор его зовут «Полуторным», — объяснил Рутилий Руф.

Все расхохотались, включая и женщин, которым разрешили послушать эту небольшую непристойность.

— Близнецы могли быть и в семье Луция Корнелия, — сказал Марий, вытирая выступившие от смеха слезы.

— Почему ты так говоришь? — поинтересовался Рутилий Руф, предвкушая еще одну сплетню.

— Ну, как вам всем известно, — хотя в Риме этого не знают, — он целый год прожил среди кимбров. Там у него была жена из племени херусков по имени Германа. Она родила ему двух мальчиков.

Юлия помрачнела:

— Они попали в плен? Умерли?

— Edepol, нет! Он отвез ее в ее родное племя в Германии, а потом присоединился ко мне.

— Занятный парень, этот Луций Корнелий, — задумчиво проговорил Рутилий Руф. — Что-то у него с головой.

— Вот здесь-то ты и ошибаешься, — возразил Марий. — Ничья голова так крепко не сидит на плечах, как голова Луция Корнелия. Я бы даже сказал, что он — человек будущего.

Юлия хмыкнула:

— У его были причины удрать в Италийскую Галлию после триумфа. Они с мамой ужасно воевали все это время.

— Ну, это же понятно! — храбро сказал Марий. — Твоя мать даже меня может напугать до смерти!

— Приятная женщина Марсия, — припомнил Рутилий Руф. И торопливо добавил, заметив, что все посмотрели на него: — Во всяком случае, внешне. В те далекие дни.

— Она очень старается найти новую жену Луцию Корнелию, — сказал Цезарь.

Рутилий Руф поперхнулся кусочком сливы:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза