Первый человек в Риме

И по мере того, как ожесточался Сенат, ожесточались и всадники первого класса, некогда самые горячие сторонники Мария. Теперь же, чувствуя, как их лишают шанса стать «отсутствующими» владельцами земель в Дальней Галлии, они пришли в ярость и сменили симпатию к Марию на ненависть. А агенты Метелла Свинки и Катула Цезаря шныряли повсюду, нашептывая, нашептывая…

— Он раздает то, что принадлежит государству, словно все это его собственность — и земля, и государство! — произносилось поначалу шепотом, потом во весь голос.

— Он намерен завладеть государством, иначе зачем ему становиться консулом теперь, когда война с германцами закончилась?

— Рим никогда не раздавал земли своим солдатам!

— Италийцы получают больше, чем они заслуживают!

— Земля, отобранная у врагов Рима, принадлежит только римлянам!

— Он начинает с государственных земель за пределами Италии, но не успеем мы оглянуться, как он начнет раздавать государственные земли Италии! Их он тоже отдаст италийцам!

И так далее, и так далее, и так далее… Чем громче говорил Марий на Форуме и в Сенате, тем ожесточеннее становилась оппозиция. Она усиливалась, а не ослабевала и с каждым днем набирала силу и энергию. Пока медленно, почти незаметно, общественное отношение ко второму аграрному проекту Сатурнина начинало меняться.

Многие политики из народа — а были те, кто делает политику, и среди завсегдатаев Форума, и среди самых влиятельных всадников, — постепенно засомневались в правоте Мария. Ибо они никогда раньше не сталкивались с таким яростным противостоянием.

— Не может ведь быть столько дыма без огня, — стали поговаривать они между собой.

— Это не просто очередная глупая стычка сенаторов — слишком уж она непримирима.

— Когда у такого человека, как Квинт Цецилий Метелл Нумидийский — а ведь он, кстати, был и цензором, и консулом, и разве мы забыли, каким смелым цензором он был? — число сторонников все увеличивается, значит, какая-то правота в его словах есть.

— Я вчера слышал, что один всадник, в чьей поддержке Гай Марий очень нуждается, публично отрекся от него! Земля в Толозе, которую пообещал ему сам Гай Марий, теперь будет отдана солдатам-ветеранам.

— Кто-то мне передавал, как лично слышал, будто Гай Марий говорил: дескать, он хочет предоставить римское гражданство каждому холостому италийцу.

— Это уже шестой срок консульства Гая Мария — и пятый подряд. Говорят, на днях за обедом он сказал, что будет консулом всегда! Намеревается выставлять свою кандидатуру каждый год, пока не умрет.

— Наверное, он хочет стать царем Рима!

Таким образом, кампания слухов, развернутая Метеллом Нумидийским и Катулом Цезарем, начала приносить плоды. И в результате даже Главция и Сатурнин стали бояться, что второй закон о земле обречен на провал.

— Я должен получить эту землю! — в отчаянии сказал Марий своей жене, которая все эти дни терпеливо ждала, пока он наконец поговорит с ней об этом. Не потому, что она могла предложить свежие идеи или сказать что-нибудь дельное. Просто потому, что знала: она — единственный настоящий друг, который у него остался в Риме. Сулла после триумфа был отослан обратно в Италийскую Галлию, а Серторий отправился в Ближнюю Испанию навестить свою германскую жену и ребенка.

— Разве это столь существенно? — спросила Юлия. — Признайся мне честно, так ли много будет для тебя значить, если твои солдаты не получат землю? Римских солдат никогда не наделяли землей — не было такого прецедента. В любом случае они не смогут сказать, что ты не пытался.

— Ты не понимаешь! — нетерпеливо перебил он. — Речь идет теперь уже не столько о солдатах, сколько о моем dignitas, о моем положении в общественной жизни. Если закон не пройдет, я больше не Первый Человек в Риме.

— А Луций Апулей помочь не может?

— Он старается, боги знают, как он старается! Но мы не побеждаем — мы проигрываем! Я, как Ахилл в реке, не в силах выплыть на берег, потому что берег все отдаляется. Слухи невероятные, Юлия! И никто не борется с ними, потому что клеветники никогда не высказываются публично. Будь я виновен хотя бы в десятой доли того, что обо мне говорят, я бы давно втаскивал валуны на гору в Тартаре.

— Да, с клеветой бороться трудно, — согласилась Юлия. — Но рано или поздно слухи приобретают такие причудливые формы, что люди вдруг приходят в себя. И в твоем случае произойдет точно так же. Люди ужасно наивны и легковерны, но даже самые наивные и легковерные когда-то достигнут насыщения. Сколько можно колоть уже мертвое тело? Закон будет принят, Гай Марий, я уверена. Просто ты слишком с этим торопишься. Не спеши. Подожди, пока всеобщее мнение опять окажется на твоей стороне.

— Да, конечно, закон может быть принят. Но что помешает Палате опровергнуть его, как только Луций Апулей уйдет с этой должности и у меня уже не будет такого способного народного трибуна? — Марий тяжело вздохнул.

— Понимаю.

— Понимаешь?