Перунъ

— Поваръ… Вы думаете, что такое поваръ?.. — благодушно, но назидательно говорилъ Петръ Иванычъ своимъ медлительнымъ, жирнымъ, генеральскимъ баскомъ. — Повара Москва уважаетъ, да еще какъ! Да и не одна Москва: пріѣдетъ, скажемъ, изъ-за границы пѣвецъ какой знаменитый, или прынецъ тамъ какой, генералъ важный или какой Деруледъ и сичасъ же первымъ дѣломъ куда? Въ Эрмитажъ покушать!.. Потому наше заведеніе, можно сказать, всей Европѣ извѣстно, а не то что… Вотъ тутъ и долженъ поваръ себя показать, да такъ, чтобы Россію не острамить… Возьмемъ, скажемъ, стерлядь… — вдохновляясь, продолжалъ онъ. — Вы думаете, бросилъ ее въ кастрюлю, тутъ тебѣ и уха? Ого! Или, скажемъ, паровую тамъ подать требуютъ или кольчикомъ, по царски?.. Нѣтъ, братъ, врешь: прежде, чѣмъ тебѣ на столъ ее подать, долженъ я ее, мою голубушку, сперва въ надлежащія чувства произвести, да-съ! Потому подалъ я ее гостю, а гость ее понюхалъ, — Петръ Иванычъ сдѣлалъ видъ, какъ гость нюхаетъ стерлядь и на жирномъ лицѣ его отразилась брезгливость, — и вдругъ отъ стерляди отдаетъ карасиномъ?! Что могу тогда я въ свое оправданіе сказать, какими глазами буду я смотрѣть тогда на гостя? А гостю-то, можетъ, цѣна миліёнъ, а то и десять, — вродѣ Нобеля тамъ бакинскаго, или Вогау, или, скажемъ, нашихъ Морозовыхъ… Нѣтъ, прежде, чѣмъ на столъ ее подать, долженъ я ее, голубушку, воспитать и воспитать сурьозно, чтобы она не воняла… Вотъ какъ привезутъ ее къ намъ съ нижегородскаго вокзала, первымъ дѣломъ долженъ я пустить ее въ проточный бассейнъ, гдѣ воду держутъ градусовъ такъ на пятнадцать; поживетъ она тамъ недѣльку, другую, ее переводятъ въ слѣдующій классъ, будемъ говорить, гдѣ вода уже похолоднѣе, а затѣмъ еще черезъ двѣ недѣли въ самый высшій классъ, гдѣ вода держится уже прямо ледяная. Ну-съ, погуляетъ она тутъ, сколько по расписанію полагается, вынетъ ее поваръ сачкомъ изъ воды, подниметъ жабры, понюхаетъ, — Петръ Иванычъ показалъ, какъ поваръ, поднявъ жабры внимательно внюхивается въ рыбу, — и ежели запаха нѣтъ, пожалуйте на кухню, а чуть запашокъ, — обратно въ приготовительный классъ на воспитаніе. Д-да-съ… А вы говорите: что такое поваръ?! Или вотъ, помню, пріѣхала какъ-то разъ къ намъ компанія одна послѣ театровъ, — тузы все московскіе первостатейные… Ну, заказали того, сего, а напослѣдокъ, говорятъ, чтобы былъ намъ крюшонъ изъ пельсиковъ и на совѣсть… Ну, метр-д-отель, — это, по нашему сказать, главный лакей, что ли, хорошій эдакій господинъ, тоже, какъ и я вотъ, состояніе имѣетъ, — ну, подходить это къ нимъ метр-д-отель вѣжливенько и говоритъ, что, конечно, крюшонъ изготовить можемъ какой угодно, но что, дескать, пельсики теперь — а дѣло было около Новаго года, — меньше 50 р. за десятокъ достать нельзя. Гости тоже всякіе бываютъ и, конечно, оно всегда лутче предупредить, чтобы потомъ разговору не вышло. А тѣ и говорятъ: мы, говоритъ, васъ не спрашиваемъ 50 или 500 рублей за десятокъ, а чтобъ былъ намъ крюшонъ по нашему скусу и крышка. «Слушьсъ!.» — почтительно склонившись, набожно проговорилъ Петръ Ивановичъ, подражая метр-д-отелю. И сичасъ же къ телефону, звонитъ Елисѣеву: немедленно доставить два десятка лучшихъ пельсиковъ. А тамъ, у Елисѣева, — это, можно сказать, на счетъ этихъ самыхъ дѣловъ первый магазинъ на всю Европу, — тамъ на этотъ случай люди напролетъ всю ночь дежурятъ. Ну, приняли это заказъ, отобрали пельсиковъ, на автомобиль и маршъ… И пока гости кушали жаркое, крюшонъ у меня ужъ готовъ: мало того, чтобы скусомъ я потрафилъ, я никакихъ правъ не имѣю и минуты опоздать… Да-съ! А вы: что такое поваръ?! Вотъ поэтому-то и платили намъ четыре катеньки въ мѣсяцъ и ото всѣхъ почетъ и уваженіе: Петръ Ивановичъ, высокоуважаемый; какъ ваше драгоцѣнное? И — рукотрясеніе…

— Эхъ, и живутъ же, братецъ ты мой, люди на свѣтѣ! — глубоко вздохнулъ кто-то. — А мы тутъ въ лѣсу, можно сказать, бьемся съ хлѣба на квасъ. А?