Перст судьбы

На нем были великолепные доспехи – работа мастера из Флореллы. Только флорельцы умеют подгонять пластины друг к другу так, что сталь закрывает тело бойца практически полностью и при этом не стесняет движений. Воин может легко вскочить в седло без посторонней помощи. Когда-то подобные шедевры изготовляли мастера-лурсы, но их уже давно нет во Флорелле – те, кому довелось уцелеть во время резни Гвидо, давно переселились за вал короля Бруно.

Я предложил брату наложить магическую защиту на его доспехи. Лиам ответил, что его броню не пробьет ни один арбалетный болт и не разрубит ни один меч – так хороша эта сталь.

– Побереги свои силы, Кенрик, завтра они тебе пригодятся, а мне, полагаю, придется лишь настигать бегущих, – улыбнулся Лиам.

Мой брат напророчил верно: именно там, на Изумрудной реке, я создал эскадрон мираклей, способных разить и убивать. Эта призрачная конница нанесла Игеру сокрушительный удар, буквально растерзав его армию, тогда как наша конница лишилась только парочки новобранцев, которые умудрились во время атаки свалиться наземь под копыта коней.

Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что эта блестящая невероятная победа нас самих и обманула. Она внушила нам мнимую уверенность в нашей невероятной силе, мы сочли Империю Игера слабой, его армию – уничтоженной, а его самого – подавленным, готовым уступить Ниену и даже подтвердить наши права и наши вольности.

И сам Игер нас в этом уверил.

Мы похвалялись победой, наши мечники раздувались от гордости, магики из Дома Хранителей разглагольствовали о принципах управления мираклями в сражениях, как если бы это они создали неуязвимых и непобедимых бойцов.

Глупцы, глупцы, глупцы…

Один Лиам не потерял рассудительности, и, возвращаясь к себе в манор, сказал на прощание:

– Пусть Эдуард закажет себе такие же доспехи, как у меня. А ты, Кенрик, не расходуй свой Дар по глупости – гирлянды из цветов, букеты и магические фонарики могут дорого обойтись не только тебе.

– Если бы я знал, что случится с тобой в Виане!..

– Это не твоя вина, Кенрик, ведь эмпат среди нас троих – это я. Я должен был понять, что творится с Эдом. Но я как будто утратил на миг все свои таланты. Магия иногда оставляет нас в самый нужный момент.

– Ты не поедешь в замок, чтобы увидеться с матушкой и отцом?

– Нет, – ответил он кратко. Так обычно на все вопросы отвечал Крон. Только «да» и «нет», как будто ставил точку в послании.

– Почему?

– Разве они хотят меня видеть?

«Это ты их избегаешь». – Я едва не сказал это вслух, но вовремя прикусил язык.

Лиам кивнул в ответ на непрозвучавшую фразу.

– Ты можешь доказать…

– Нет, – снова сказал Лиам. – Не нужно испытывать Судьбу.

Он развернул коня и направился на восток, вслед за ним устремились его всадники – вся сотня. В бою он не потерял ни одного своего эквита.

* * *

Вернулся Лиам в Ниен только накануне свадьбы Таны. Во дворе замка, когда Лиам спрыгнул с коня, Эдуард кинулся к нему, но обнять не решился, как будто опасался, что тот его оттолкнет.

– Ты простил меня, брат? – спросил Эдуард, отстраняясь и рассматривая Лиама.

Тот сильно изменился. Он выглядел старше лет на десять. Что-то новое проступило в его лице – какая-то сосредоточенность, даже мрачность. А на висках серебрилась седина, из темно-каштановых с рыжеватым отливом они превратились в тускло-коричневые пряди. Глаза смотрели настороженно и как будто потемнели.

– Вино виною, ненавижу карнавалы, – пробормотал Лиам.

На миг наши глаза встретились. Во взгляде Лиама застыла боль.

Матушка стояла на крыльце, ожидая, когда ее любимец подойдет. Я отвернулся, я не хотел знать, обнимет она своего среднего сына или только протянет руку для поцелуя. Иногда меня начинали терзать подозрения, что матушка своей магией изгнала из тела Лиама моего миракля и тем самым едва не убила. Я не хотел усиливать эти подозрения.

* * *

Когда мы отобедали, Эдуард сразу умчался в Ниен одаривать горожан своими вечерними презентами и плясать на свадьбе, или помолвке, или празднике какой-нибудь коллегии. Первый наследник уверил себя, что беды наши позади и настала пора веселиться.

– Я хочу завтра съездить в Элизеру, – сказал мне Лиам.

– Эдуард…

– Только ты и я.

Рано утром мы отправились в путь вдвоем, прибыли к вечеру. После ужина вышли на озеро. Закат в тот вечер выдался ярко-оранжевым. Озеро, подражая небу, как будто горело. Плескала рыба. Две лодки рыбаков черными мазками застыли на водной глади.

– Здесь хорошо было в детстве, просто чудо как хорошо, – сказал я почему-то шепотом.

– Я почти ничего не помню из нашего детства, – признался Лиам, усаживаясь на потемневшую скамью уличного театра.

– Сейчас напомню.

Я вызвал мираклей – яркие картинки спектаклей, катания на лодках, лакомства и даже нашего пса, который давно умер и теперь спал вечным сном под одеялом зеленого дерна в корнях старого дуба.

Лиам наблюдал эти картины с какой-то недоверчивой улыбкой.

– Мы были так счастливы?

– Ты хочешь вспомнить, как за нами гнался рой диких пчел или как ты слетел с лестницы, когда попытался поцеловать Лару, а она влепила тебе пощечину?

– Поцелуй я помню… – Лиам улыбнулся.