– Когда-нибудь мы научимся менять свою Судьбу сами. Каждый из нас. И эта будет самая сильная магия. И ни один Перст Судьбы не сможет указать человеку его путь против его воли.
Я не помню, кто сказал эти слова – я или Лиам. Или мы оба – одновременно.
С каждым днем силы возвращались к раненому, волосы отрастали, он все больше становился похожим на прежнего Лиама, но только внешне. Он стал заниматься с оружием, движения его обрели уверенность, руки и ноги – прежнюю силу. Однажды вечером я предложил ему устроить небольшой поединок. Мы взяли положенную защиту, учебные мечи и вышли за стены замка – я не хотел, чтобы кто-то увидел наше состязание. После партии в шахматы я опасался, что Лиам утратил свой удивительный дар поединщика. Увы, я не ошибся. Первый же удар, который я нанес, Лиам пропустил. И второй тоже. Я создал пару мираклей и направил на брата, ожидая, что и тут Лиам потерпит фиаско, но он распылил их с такой яростью, что отдача заставила меня болезненно сморщиться и отступить на шаг. Прежде подобной силы в нем не было. В его ударах появилась ярость.
Мой брат стал другим, каким – я не ведал. Могу сказать лишь одно: эмпатия исчезла – передо мной отныне стоял человек в броне.
На другое утро Лиам уехал в манор Ранулда Толстобокого. Несколько дней мы ожидали, что Лиам с позором будет изгнан назад: временная смерть могла разорвать непрочно связанные нити. Но нет, мой узел устоял под натиском Судьбы и смерти.
Лиам слал нам послания – короткие записки в две или три фразы. Вскрывая письмо, я каждый раз замирал, опасаясь неведомо чего. Быть может, невнятного бреда, потери памяти, потери вообще всего человеческого. И каждый раз с облегчением переводил дыхание, когда узнавал руку брата, его почерк, и видел вместо подписи нарисованного маленького сатира из свиты Виана – знакомая подпись того, прежнего Лиама. Он как бы сообщал, что он – настоящий Лиам и ранение и мнимая смерть не изменили его и не переродили. Вернее, он тщательно скрывал свою суть, что для прежнего Лиама казалось невозможным. Я не ведал, что за душа ныне прячется в теле Лиама – божество, сродни одному из богов Домирья, или злобный монстр, изувеченный пережитой смертью и сродством с мерзким мираклем.
Ранулд отнесся к приезду зятя неожиданно благосклонно. Видимо, успел остыть за минувшие месяцы и здраво рассудил, что родство с королевским домом – не такая плохая доля для его малышки. В маноре Ранулда Лиам занимался устройством хозяйства, ремонтом замка, руководил строительством амбаров, объезжал деревни, в письме непременно сообщал о видах на урожай и сетовал, что не поедет на карнавал в Вианово королевство. И в Гарму на карнавал тоже не поедет. Отец слал ему длинные письма, но никогда не говорил мне, что содержат эти листы, исписанные плотным мелким почерком с залихватскими завитками над каждой буквой.
Мы надеялись, что, несмотря на все беды, сможем вернуть себе прежнюю жизнь. Судьба на миг приоткрыла веки, глянула на нас жуткими белыми глазами, предвещая беду, но мы не поняли, что означает ее взгляд.
Глава 13. Победа на Изумрудной реке
Я думал, мне доставит удовольствие рассказать, как следующим летом мы разбили армию Игера и как мы все трое, наследники Ниена, в этой битве отличились.
Но вот дошел я до этой главы, и руки мои, и без того неловкие, онемели. Трудно говорить о победах, зная, какие несчастья случились потом. Трудно рассказывать о внезапном ударе нашей конницы, о полете мираклей и бегстве врага, когда вскоре все плоды этих подвигов исчезнут, как неумелое заклинание начинающего магика.
Так что рассказ мой получится кратким – примерно так он будет выглядеть в Хрониках Ниена, если эти Хроники кто-то сподобится написать.
Едва весной вскрылся перевал Гармы, как две армии Игера ринулись в Ниен, сочтя наше королевство легкой добычей. Гарма пропустила амию Игера, как будто она состояла из невидимой пехоты и кавалерии. В то же время магистр Брин почти без труда пробил защиту на Гадючьем перевале. Как выяснилось позже, лучшие ученики Крона предали Великого Хранителя и наложили фальшивые охранные заклинания, которые рухнули, как только первые всадники наследника Гиера ступили на дорогу. В соглядатаях и союзниках в Ниене у Игера не было недостатка. В Империи знали и о моей размолвке с Кроном, и о том, что я не смог спасти брата от падения, и про то, что Лиам лишился своей способности предсказывать поступки и события. Ниен в то лето показался Игеру легкой лакомой добычей, а Игер был хищником, который хватал все, до чего могли дотянуться его когти.
Две имперские армии сошлись на Изумрудной реке, надеясь утопить защитников Ниена в бурном потоке. В случае успеха Игеру открывалась дорога на беззащитную столицу. Лиам прибыл к нам на помощь буквально накануне битвы и привел с собой сотню всадников из восточных маноров.
– Как ты будешь драться? – спросил я брата.
– Как все, – ответил Лиам.