Перст судьбы

– В прошлом году, – сказал Лиам, глядя Гиеру в глаза, – зимой, я ездил в королевство лурсов за вал короля Бруно. Странные земли, дикий край. Я купался в горячих источниках посреди зимы, пил кипящую воду из гейзера с привкусом серы и читал странную книгу, одна страница которой была белой, а другая – черной. Книга та была заполнена от руки, и чернила писца были черны, на белой странице писались светлые деяния, на черной – преступные. Прочесть черное на черном было невозможно, но черные страницы были заполнены строками одна к другой, а на белых записи были редки. Но они были. Иногда целый абзац, иногда – одна фраза. Один раз я прочел твое имя, Гиер, прочел его на белой странице. А теперь скажи, что было написано рядом на черной странице?

– Когда Империя Игера завоюет королевство лурсов, я сожгу эту дурацкую книгу! – Кажется, в первый раз я увидел, как Гиер разозлился. Ноздри его затрепетали, а губы сложились в тонкую ниточку.

– Никто не может прочесть, что записано на черной странице, но сам факт того, что запись сделана, наполняет сердце ужасом, не так ли? – спросил Лиам, глядя в упор на Гиера не мигая.

– Мне плевать, что написали в своей старой книге какие-то сумасшедшие лурсы! – фыркнул Гиер. – Из наших земель лурсов давно выгнали и запретили возвращаться под страхом смерти.

Лиам передернул плечами, соскочил со стола и направился к Тане – она беседовала с музыкантами, вот-вот в соседней зале должны были начаться танцы, и Тана должна была идти в первой паре с Гиером. Мне невыносимо захотелось сделать пол льдисто-скользким, чтобы они с Гиером неловко завалились во время первого «па», но я сдержался.

– Тана, милая. – Лиам взял ее за плечи и повернул к себе. – Верни Гиеру данное слово, откажись от свадьбы.

Он смотрел ей в глаза, как будто надеялся на чудо, на то, что Судьба перевернет песочные часы и новый путь будет проложен в лесу, где раньше не было дороги.

– Ты с ума сошел, Лиам? – Она сбросила с плеч его руки. – Верно говорят, что твоя разбитая голова, как глиняный кувшин – не звенит, а издает лишь глухие звуки. – Она торжествующе глянула на Лиама. – Посмотри на Гиера! Он – наследник Империи. И он – как бог Виан – ни одна девушка его отвергнуть не может.

– Одна – могла бы, – сказал тихо Лиам. – Но это не ты.

Потом он подошел ко мне и сказал шепотом:

– Записи на черной странице можно прочесть. Чернила лурсов не теряют блеска с годами. Если направить свет магического огонька под определенным углом, все записи можно увидеть. Если захотеть.

Он положил мне руку на плечо. После перерождения у него появилась эта привычка – класть собеседнику на плечо руку, как будто так ему легче было считывать чувства.

– И ты прочел? – спросил я. – Прочел, что там написано о Гиере?

– Прочел. И отец наш мог бы. И Крон. Но они не захотели. Они полагаются на нити Судьбы.

– Нити не врут.

– Ой ли! Ты сам в это веришь, Кенрик? Они обманывают себя, думая, что управляют чужой Судьбой, тогда как сами своей Судьбой управить не могут. Когда боги Домирья оставили наш мир и закрыли за собой дверь, они оставили нам слепую Судьбу, но разбили ее колесо. Правители новых королевств создали каждый для нее свое колесо, они вообразили, что властны над случаем. Они указывали, кому и кем быть, они карают неугодных с помощью Перстов, так что в итоге колесо Судьбы сделалось обычной дыбой. Теперь каждого из нас вздергивают на пыточный обод, чтобы раздавить и обратить в пыль.

Я вдруг понял, что Лиам так и не вернулся полностью в мир живых. В Домирье верили, что мир живых от мира мертвых отделяет река, где вместо воды течет расплавленный свинец. Лиам смотрел на наш мир оттуда, из-за реки мертвых, и видел то, что мы, еще живые, узреть не могли. Он хотел нас предупредить, но мы не понимали его речей.

* * *

Свадьба Таны и Гиера по времени совпала с осенним карнавалом в Игеровой Империи, когда урожай уже собран и старосты в деревнях открывают первые бочки с молодым кислым вином, от которого сводит скулы. Вианово королевство перехватит эстафету карнавала через месяц. Веселье Игера было скромным по сравнению с безумствами в столице Виана. Да и вид Золотого града не располагал к веселью. Был город вовсе не золотым, а серым, сложенным из массивных серых камней, с черными прожилками липкого битума, который марал одежду, если неосторожно прикоснуться к стене. Золотым он становился на закате, когда небо заливал густой желтый свет, и солнце растворялось в нем на час или даже полтора. Тогда мрачные стены домов, закопченная черепица крыш, зубцы крепостных стен, кроны деревьев – все как будто покрывалось густой позолотой. Говорили, что во времена Домирья кто-то из богов сотворил здесь призрачный город из золотого света, видимый на закате. Когда боги ушли, этот призрак города остался, но разглядеть его дворцы и башни стало невозможно, как ни вглядывайся в золотое сияние до рези в глазах и до слез.