Пастырь

— Зря брехать не стану, — насупился честный авантюрист. — Однако же и всю правду раскрывать тоже не резон. Постараюсь, как учил китайский философ, Конфуций, с каждым говорить соразмерно его представлениям о сущности бытия.

— Конфуций? — наморщил лоб священник. — Кое — что слыхал о таком. Вроде, мудрый муж был. Только уж очень давно жил.

— Люди с тех пор изменились не сильно, — рассмеялся Алексей. — Особенно обличённые властью: также жаждут денег и поклонения толпы. Придётся с господами и товарищами договариваться на понятном для них языке.

— Да-а, политесы разводить я тебя, Алексей, не учил. Видать, много ты причуд за морем нахватался. Хочется послушать о дальнем путешествии, но сперва поди-ка плотно позавтракай. Там невестки должны для тебя стол накрыть. После возвращайся, поведаешь о злоключениях на чужбине.

— Я мигом, — выскакивая из комнаты, бросил через плечо проголодавшийся путник.

Оно, конечно, казаку с дороги и поспать чуток не помешало бы — почитай, сутки уж на ногах, — однако очень хотелось старика уважить, а отоспаться и после получится.

Только Алексей выбежал из отчего дома, как его обступила детвора и, шумно гомоня, проводила будущего вождя индейцев в дом сводного брата, который поближе располагался. Мужики все воевали, лишь подростки помогали по хозяйству мамкам. Старшие пацаны вели себя солидно, сразу отогнали надоедливую мелюзгу от гостя и провели к богато накрытому столу. Невестки суетились во дворе и забегали только поздороваться. Женщинам хотелось бы порасспросить Алексея, но времени на сборы отец Матвей уж слишком мало отпустил. Засветло следовало с домашним хозяйством разобраться: что-то раздать остающимся в станице родственникам, что-то по — быстрому распродать соседям, что-то собрать себе в дальнюю дорогу. Конечно, ещё и ночь впереди, но ведь поутру надо в путь отправляться — на ногах потом не отоспишься. Так что лишь полночи можно ещё для насущных дел выкроить.

Алексей тоже не мешкал, разгрузил часть стола, а добивать остальное доверил малолетним собратьям. Малышня знала, что завтра в поход, и наедаться надо впрок.

Матвей крепился, дожидался крёстного сына. И, чтобы потом не забыть, старик сразу поведал о важном:

— Алексей, оставь одну подводу пустой. Я в блиндаже отборное семенное зерно припрятал. Помнишь, где наш учебный полигон был?

— Найду, отец, — благодарно кивнул ученик. — До Америки к святому запасу не притронусь. Первый урожай из родной пшеницы соберём.

— Вот и славно, — довольно улыбнулся казак и вспомнил ещё важное: — Георгии твои боевые в ящике комода хранятся, там же и шашка схоронена.

— Спасибо. Увидел уже, — усмехнувшись, поклонился казацкий шаман. — По праздникам красоваться стану.

— Как я соскучился, Алексей, по твоим колдовским причудам, — улыбнулся в ответ крёстный отец. — Ну, побалуй старика баснями заморскими. Есть у меня ещё чуток времени напоследок.

— Может, дозволите все же искусство врачевания показать на деле? — просвечивая насквозь грудь пациента колдовским взором, озабоченно попросил лекарь.

— Не балуй! — погрозил пальцем старик. — Утешь лучше интересной историей.

Подвигами в Первую мировую Алексей бахвалиться не стал, начал с Сахалинской каторги. Затем вкратце поведал о пребывании в Японии. Подробнее рассказал о делах в Макао, путешествии в Тибет.

Старик слушал, не перебивая, лишь легонько одобрительно кивал и ласково улыбался. В какой-то момент, убаюканный тихой речью сказителя, Матвей сомкнул веки. Ровное дыхание оповестило о глубоком сне.

Алексей остановил рассказ и, боясь потревожить его сон, долго сидел рядом, держа в ладони тёплую ладонь старого казака. Постепенно истома сморила Сына Ведьмы. Он осторожно откинулся на спинку стула, расслабил плечи, задремал. В боевой обстановке казацкий шаман мог бодрствовать сутками, но в домашнем уюте позволил телу расслабиться. Если бы старик пошевелил рукой, Алексей мгновенно бы среагировал. Однако крёстный отец дал усталому казаку поспать.

Разбудил Алексея далёкий шёпот японского наставника, Акечи:

— Ронин обязан быть всегда на чеку… Даже когда спит.

Сын Ведьмы неохотно на мгновение вынырнул из сладостной дрёмы и окинул колдовским зрением пространство.

Удар током сотряс расслабленное тело! Сознание вихрем ворвалось в проснувшийся мозг! Сонм врагов окружил обитель отца Матвея!

— Просыпайся, батя! — потянул старика за руку Алексей.

Ладонь отца обожгла мертвенным холодом. Сердце старца уж много часов как не билось. За окном, закатным багрянцем, окрасились облака. Алый отсвет лёг на окаменевший лик покойника, но лик этот был светел — отец Матвей уснул навечно с улыбкой на устах.

— Покойся с миром, казак, — сложил покойнику руки на груди боевой инок. — Сейчас только супостатов разгоню и отпою по христианскому обычаю душу усопшего.