Читаем Пароход идет в Яффу и обратно (Рассказы и повесть) полностью

«Великий хасид, — просят они в записках, — исходатайствуй перед Богом здоровья для моей Мани, хорошей службы для моего Арона, долгих дней для моего мужа…»

В каждом знаменитом местечке был в недавние времена свой цадик и свой еретик, или апикойрес, как его тут называли. Цадик жил в одиннадцати комнатах, содержал большой штат, ему приносили продукты и деньги, и свита поедала остатки его обедов и ужинов. Еретик, или апикойрес, ходил по улицам с непокрытой головой, ел хлеб и пил воду в Судный день, заходил в поганые трактиры и страшил всех добрых людей отвратительно — вольными мыслями.

В апикойресы обычно попадал какой-нибудь рабочий человек, подмастерье: либо кузнец, либо бондарь, либо извозчик. Был такой и в Литине еврей-ломовик; он вечно торчал со своим кнутом у товарных складов, от него пахло водкой, он громко смеялся и своими неуместными шутками мог задеть самого цадика из знаменитой литинской династии. У него не было ни жены, ни детей, в доме свистела нужда, он одевался в мужицкий кожух, и его прозвали Грубияном.

— Дети, прочь отсюда! Вот идет Мойша-Грубиян.

Когда в местечке нечем стало кормиться, многие записались в Биробиджан. Они приходили с женами и детьми в дом, где остановился вербовщик, расспрашивали, шумели.

— Эй, товарищ, — сказал Мойша-Грубиян, — запиши и меня.

Так он очутился в Александровке и стал членом колхоза «Заря Востока». О таком человеке рассказывают великое множество историй. Однажды в субботу он закурил в синагоге. Скандал! В день разрушения Второго храма он остановился со своими битюгами у колодца, напоил лошадей и сам подсунул голову под кран. Скандал! Как-то он пустил слух, что пойдет к цадику. Все местечко заинтересовалось: разве ребе примет такого человека? Но литинский цадик его принял. Он надеялся искусными речами и замысловатыми притчами убедить Грубияна в величии веры.

— Ребе, — сказал Грубиян, — есть книга Талмуд?

Ребе засмеялся.

— Есть, дитя, — ответил он, — и Вавилонский Талмуд и Иерусалимский.

— Правильно, ребе, — осмелился сказать Грубиян, — и вот я слыхал, что в Вавилонском Талмуде есть трактат «Бава-меция» или «Бава-кама».

— И «Бава-меция», — ответил цадик, — и «Бава-кама». Очень похвально, что ты слыхал, сынок.

— Вот видите! — воскликнул Грубиян. — И там рассказывается, как жена первосвященника ела жертвенное мясо, но тут к ней пришли люди и сказали: «Твой муж умер». Ах! Значит, ребе, она уже не жена первосвященника, а вдова. Правильно я говорю, ребе?

— Золотые слова.

— Я же все знаю! Как жених на иждивении! — вскричал Грубиян. — Но если она не жена, а вдова, то не имеет права есть жертвенное мясо, так как жертвенное мясо могут есть только первосвященник или его жена. Я ничего не напутал, ребе?

— Нет, дитя мое.

…Тогда, слышал я, заспорили две бражки. Бражка Гилеля и бражка Шамаля…

— Школы, — поправил ребе.

— Нехай будет две школы. Заспорили они, значит, что нашей вдовице делать с мясом — выплюнуть или проглотить? Одни говорят: раз она не жена первосвященника, пусть выплюнет, а другие отвечают: если мясо у нее уже во рту, пусть проглотит. Спорили они день, ночь, неделю, месяц… и не добились никакого толка. И тогда они решили оставить разрешение вопроса до пришествия Мессии. Так, ребе?

— Верно, сынок!

— Как жених на иждивении! — воскликнул Мойша-Грубиян. — Все знаю!

Он сощурил свои слезящиеся глаза и сказал:

— Ребе, я решил задачу: я знаю, что нашей вдове нужно делать.

Ребе улыбался.

— Что, сынок?

— Ей нужно мясо проглотить.

— Почему?

— Я держусь такого мнения, что, если есть что глотать, надо глотать, и никаких двадцать![31]

Мойша-Грубиян увидел, как побагровело у ребе лицо, и все вокруг испугались.

Скандал!

Сейчас Мойша-Грубиян стоял в вагоне, у стола, где сидел уполномоченный Робинсон и заседала американская экспедиция во главе с президентом Вильямом Гаррисом.

— Что вы на это скажете? — воскликнул он. — Наши шматы уже забегают перехватить одну-две молитвы. Эти русские чудаки нам наплевали в кашу. Откуда они взялись такие?

— Когда же они ее успели построить? — спросил Робинсон.

— В три дня. Они работали, как пожарная команда.

Вильям Гаррис попросил Робинсона рассказать, о чем у него идет речь с Мойшей-Грубияном. Робинсон сослался на русскую историю и сообщил, что в пятнадцатом веке возникла в Новгороде Великом религиозная секта, которая признавала только Ветхий Завет и вела переписку с еврейскими учеными. Московское правительство объявило сектантов еретиками и прозвало жидовствующими. Впрочем, с годами сектанты, изгнанные в Сибирь, действительно переняли еврейскую веру. В Забайкалье, в округе Зима, есть и сейчас такая колония. Это широкоскулые, как все забайкальцы, мужики, но они празднуют еврейские праздники, и у них свой раввин, он же оператор, совершающий обрезание. Раввина зовут Илларион Потапов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза