Пароход идет в Яффу и обратно (Рассказы и повесть)

Нет, ветра не было. Новоселы готовились к катастрофе. Они смотрели то на сопку, то на посевы. Хлынул дождь. Небо разорвалось. Шумели косые потоки. Из тайги прибежал испуганный скот. Ему негде было спрятаться. Они прижались к домам и баракам — тучные коровы и сытые лошади. Дождь шел всю ночь.

Когда настал рассвет, новоселы увидели затопленные пашни. Лишенные каналов для отвода воды, они превратились в ненужные водохранилища. Дождь шел, раздвигая реку и калеча берега. Он уносил тес и сено. Он шел несколько дней, пока не иссякла последняя туча.

Небо заголубело.

Новоселы считали убытки, искали в реке трупы животных. Где унесло дом, где погиб урожай. Но до сих пор Биробиджан гордился тем, что новоселы выдержали испытание, а шматы! Что об этих тряпках говорить… Они удрали до наводнения, бог с ними совсем. Гордились новоселы, гордился и Робинсон. Скосили новое сено, отстроили дома, скот гуляет по тайге, опять цветет белая гречиха.

— Доброе утро, уполномоченный.

Он раскатал карту, все над ней склонились, стали водить карандашами…

— Сегодня я предлагаю перевалить через Бомбу, — сказал президент Вильям Гаррис, — мы посмотрим залежи туфа, побываем в Александровке и Бирефельде. Что мы там можем видеть?

— В Бирефельде — опытная станция, — сказал Робинсон, — рядом есть колхоз из палестинцев, а в Александровке мы расселили евреев среди украинских колонистов…

— Какие палестинцы? — спросил я.

— Восемьдесят человек, — ответил Робинсон. — Это очень хорошие земледельцы, но… трудно с ними работать! Они, видите ли, не признают жаргона. Я вас спрашиваю: кого это здесь интересует, в Биробиджане?

Восемьдесят человек прогорели на своей плантации около Яффы. Узнав о Биробиджане, они снялись всей колонией и приехали сюда. Они пожелали быть в одном колхозе. Они жили замкнуто и разговаривали между собой по-древнееврейски. Они спросили Робинсона: «Можем ли мы назвать наш колхоз „Хаим Хадош?“»[30] — «Этот мертвый язык здесь ни к чему». — «Но мы не признаем жаргона». — «Вы приехали к нам, а не мы к вам, — ответил Робинсон. — Здесь говорят, пишут и учатся на народном разговорном языке, который вы изволите презрительно именовать жаргоном. Вы должны дать своему колхозу еврейское, а не библейское название».

Палестинцы подумали и сообщили Робинсону, что они решили дать своему колхозу имя на языке эсперанто: «Войо Ново».

— Им кажется, — сказал Робинсон, — что они что-то такое отстояли, а народ наш смеется над их детскими забавами с эсперанто вместо жаргона. О чем толковать? Многие из них уже говорят, а двое женились на дочерях жаргона… Колхоз у них поставлен очень хорошо, — закончил Робинсон, — все постройки чистые, скот в лучшем порядке, живут мирно…

— Товарищ Робинсон, — спросил я, — не знаете ли вы их по фамилиям?

— Как же, со всеми знаком.

— Гордон — есть такой? — спросил я, глядя на улыбающегося мистера Броуна.

— Гордон? Не помню. Нет, такого в их колхозе нет. Постойте, есть Гордин.

— А как его зовут? Александр?

— Нет, не Александр. Цви Гордин очень пожилой человек. Не подходит.

На нас строго посмотрел президент.

Мы с Робинсоном поняли: частные разговоры пока прекратить. Есть ли лошади? Приготовлены. У сельсовета стоит телега для вещей и геологических инструментов. Для начала экспедиция заедет на двадцать второй километр. Там, в тайге, есть большая пасека. Пасечники снабжают весь Биробиджан медом и медовым квасом. Очень стоит познакомиться с зоотехником-самоучкой. В прошлом году он боялся пчел и сидел у себя в комнате, напялив сетку. Пчелы его полюбили, знают его. Он выходит к ним с открытым лицом. Он уже предлагает новые проекты рам: его не устраивают ни покатые колоды системы американца Бодана, ни широкие плоские ящики системы Левицкого…

Стук в дверь оборвал рассказ Робинсона. Проводник выждал, потом просунул голову.

— Робинсона просят.

— По какому делу?

— Из Александровки, — говорит.

Робинсон махнул рукой, улыбнулся.

— Я догадываюсь, — сказал Робинсон, — по поводу проклятой синагоги.

— Какой синагоги?

— Совершенно неожиданный казус, — ответил Робинсон смеясь, — намутили нам тут сектанты.

Президент Гаррис заинтересовался.

— Я прошу вас, — обратился он к Робинсону, — принять его здесь.

— Войдите, — крикнул Робинсон.

Послышался кашель. В вагон вошел пожилой еврей со слезящимися глазами и кнутом под мышкой.

Глава девятнадцатая

Есть на Подолии, в Киевщине, знаменитые среди евреев местечки: Белая Церковь, Васильков, Немиров, Литин. Два столетия с лишним назад на Украине появился человек, основавший хасидизм. Его прозвали Бааль-Шем-Тов, что значит: «Господин Доброго Имени». Он основал секту религиозных романтиков, чья жизнь была наполнена верой в чудеса, они собирались для песен и плясок во имя того Бога, который, по учению ортодоксов, таких вещей не любит. Самое знаменитое местечко — Меджибож, в двадцати пяти километрах от Проскурова, — резиденция первого хасида. Здесь показывают чудесный колодец его имени и насыпь над его могилой, куда старики кладут записки с мольбой о хлебе и о благополучии своих детей.