Читаем Пароход идет в Яффу и обратно (Рассказы и повесть) полностью

С первого взгляда они не отличались от других биробиджанцев. Как и остальные новоселы, они были одеты в брезентовые плащи и кожухи и обуты в высокие болотные сапоги. Но мы присмотрелись и увидели загорелые лица. Почти все были одного возраста: видимо, из тех, кто перекочевал в Святую землю после декларации Бальфура. Десять лет жизни в горах Иудеи прошли недаром. Руки, протянутые для пожатия, были руками привычных земледельцев. Новоселы пропустили вперед пожилого, небритого человека. Он положил на стул брезентовую шляпу, обнажил полуседую голову.

— Цви Гордин, — сказал он, — прожил в Палестине двадцать два года.

Он повел нас по селу, показал хозяйство колхоза: конюшни, хлев, амбары, два трактора, плуги, бороны, жатки. Они тоже пострадали от наводнения. Нет, пока никто не огорчается. Все знают: жизнь впереди.

— Наоборот, — сказал Цви Гордин, — у нас большие надежды.

— Вы верите в Биробиджан? — спросил мистер Броун.

— Я вам скажу так, — ответил Гордин. — У нас было на земле две родины: одна там, в Палестине, другая — здесь. Одна родина уже кончилась, а другая… другую надо построить.

Мы разошлись по селу. Вильям Гаррис зажигал магний и снимал постройки, людей, детишек, скот. Броун и я заходили во все дома, и, пока Броун разговаривал с каждым о радостях и нуждах Биробиджана, я неизменно спрашивал:

— Где вы жили в Палестине? Не знаете ли вы Александра Гордона?

— Нет, не знаем.

— У нас такого не было.

— Спросите Цви Гордина. Он знает Палестину, как свое местечко.

И оказалось, что Цви Гордин действительно знал Александра Гордона. Он знал не только его, но и Ровоама Висмонта. Цви Гордин был хорошо знаком с дочерью наборщика Лией. Нет, она до сих пор не вышла замуж. Очень приятные молодые люди, он часто встречал их в доме наборщика. Когда Цви Гордин заезжал в Иерусалим, он тоже там останавливался. Ровоам, тот был почти коммунистом. Цви не понимает, почему он не приехал сюда. Неужели из-за той глупости?

— Какая глупость?

— Э, — отмахнулся Гордин, — он все хочет отдать Ротшильду какие-то триста фунтов, истраченные бароном на его воспитание. Сумасшедший, он себе во всем отказывает. Он живет в Каире, где работает на водопроводной станции.

Я узнал от Гордина, что Висмонт уже перевел в адрес Палестинского банка сто фунтов. Он всегда говорит, что хочет во что бы то ни стало рассчитаться с бароном.

— Детские забавы, — сказал Цви Гордин, — главное, тот Ротшильд уже умер… как будто барон будет знать.

— А Гордон? Он еще служит продавцом в киоске Розенблатта и Зильберберга?

— Нет, он давно покинул Тель-Авив.

Я узнал, что Гордон снова перебрался в Иерусалим и через год после смерти ребе Акивы женился на Малке. Ее дед тоже умер и передал незадолго до кончины свой кинематограф одному англичанину. Гордон служит в кинематографе кассиром, он совсем опустился, почти никуда не выходит и перестал делать свои миниатюры.

Мистер Броун прислушивался к нашему разговору.

— Я же говорил, — сказал он.

— Между прочим, — продолжал Цви Гордин, — ваш друг знал, что я еду сюда. Он сказал, что завидует мне и что Палестина — это наша могила, а Биробиджан может стать нашей колыбелью. Я его просил: «Едем с нами». — «Нет, — жаловался он, — я уже никому не нужен: я — больной… Как-нибудь доживу здесь».

Цви Гордин угостил нас чаем. Он поставил тарелку с маслом.

— Ешьте, — сказал он. — Это наше биробиджанское масло.

Он сделал для нас бутерброды с сыром.

— Ешьте, — сказал он. — Это наш биробиджанский сыр. Жена, а мед?

Мы взяли из его рук блюдо с медом.

— Это наш биробиджанский мед.

Когда разговор снова зашел о Гордоне, Цви Гордин вздохнул.

— Э, — сказал он, — поговорим о вещах более веселых. Я так думаю, что ваш друг наплевал на все: и на сионизм, и на панарабизм, и на Англию, и на Францию, и на весь мир… Он ходит к себе в будку, потом домой и опять в будку, и снова домой, и ест свой хлеб с маслом, и огорчается, что у жены есть от него какие-то тайны.

<p>Часть третья</p><p>Глава двадцатая</p>

Счастлив тот, кому удается сохранить своих друзей от дней юности до могилы. Я часто горюю, что растерял их. Жизнь вбила клинья между нами, и многие стали моими врагами, а другие ко мне равнодушны, как и я к ним. Впрочем, мы иногда встречаемся на шумной улице, виновато кланяемся и быстро расходимся. Мне было жалко, что я потерял Александра Гордона, и я уже не думал о том, что когда-нибудь с ним встречусь, если бы не случайная поездка в Литин, которую я совершил в 1932 году.

По делам службы пришлось мне объехать еврейские местечки на Подолии. Я побывал в Немирове, в Браилове, в Жмеринке и Деражне, затем заночевал в Виннице и взял место в почтовый автобус, уходящий в Литин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза