Параллель

Кажется, это кричал брат Арсений, но Павел не думал оборачиваться и проверять, так ли это. Он мчался через заросшее полусухой травой поле и молился о том, чтобы не влететь ногой в яму или чью-то нору, а еще о том, чтобы никому из паладинов не пришло в голову открыть огонь. Очевидно, беглец нужен был им живым, так как выстрелов не последовало, зато взревел мотор и затрещал выжженный летней жарой сухостой. Не веря своим ушам, Павел обернулся, ожидая увидеть, как тяжелая громадина увязнет в полевом бурьяне, и обомлел. Отряд остался на дороге, а ЗИЛ, снабженный гусеницами, бодро двигался вперед, сминая все препятствия на своем пути. Павел, еще не успев отойти от встречи с истинным обличьем Сада, снова ощутил волну паники. До леса оставалась еще половина поля, но юноша отбросил усталость и дал стрекача, буквально спиной чувствуя приближение машины. Она надвигалась, шумя и лязгая на неровностях, неотвратимая и пугающая. Павел не знал, сколько внутри народу, не знал, решатся ли по нему стрелять прямо на ходу, он просто бежал и надеялся, что успеет добраться до леса прежде, чем совсем выдохнется. И он успел.

Под пологом густых сосен все звуки враз стали тише, словно между ним и машиной расстояние увеличилось как минимум вдвое, однако Павел не стал поддаваться мнимому чувству безопасности. Да, в лесу преследовать его будет сложнее, только вряд ли это остановит паладинов – они могут пойти за ним пешком. И все же усталость после долгого забега давала о себе знать: юноша сбавил ход до быстрого шага.

Вскоре он вышел к длинной песчаной просеке с высокими, на вид совсем новыми опорами ЛЭП. Звуки погони давно стихли, и внимание Павла переключилось на новую преграду. Провода на опорах выглядели необычно: во-первых, их было много, гораздо больше, чем положено, во-вторых, они висели хаотично, образуя петли, клубки и узлы. Конструкция издавала едва различимый шум, который вызвал у парня ассоциацию с шипением змеи. Там, где петли свисали до основания столбов, песок был будто выжжен, и ничего рядом не росло. Неподалеку и вовсе валялось несколько спекшихся комков песка. Молнии, что ли, притягивает?

Павел решил не рисковать и прошелся вдоль просеки, подыскивая место, где провода были натянуты как можно выше. Такой участок нашелся левее. Дальше просека снова выходила на поле, но Павел не хотел лишний раз светиться. Он уже приготовился пробежать под опорами, как из лесу, придавив молодую сосенку, вырвался ЗИЛ паладинов. Времени на раздумья не осталось. Юноша собрал волю в кулак и помчался вперед, чуть ли не сразу ощутив, как что-то стукнуло его по голове, едва не сбив с носа очки. Шипение проводов стало громче и словно песок посыпалось в уши. Очевидно, действие порошка еще не закончилось, и эта аномалия, как и Сад, не могла добраться до его сознания. Павел споткнулся, но перебежал просеку; позади надрывно взревел мотор. Неужели они рискнули проехать тут на машине? Павел отбежал подальше, оглянулся и все понял. Машина слишком резко выехала на просеку, и ее по инерции потянуло вниз, к опорам. Затормозить или дать задний ход мешала та самая сосенка, ветки которой, вероятно, застряли где-то под днищем, и ЗИЛ покатился вперед, где оказался во власти аномалии. Павел увидел, как ожили провода, словно черные лоснящиеся змеи, они оплели металлический корпус самодельного вездехода, заставив его остановиться аккурат между опорами. Каким-то образом аномалия заблокировала двери в машине, и все, кто гнался за Павлом, оказались в ловушке. Люди в кабине паниковали, кричали и бились в стекла, но на тех почему-то не оставалось даже трещин. Тем временем проводов становилось все больше. Они сползались сюда со всей линии ЛЭП, тянулись к машине, сжимали ее все новыми узлами и петлями. Колеса ЗИЛа оторвались от земли, и он повис на черных тросах, наклонившись кабиной вниз. Паладины внутри уже не пытались выбраться. Когда машина поднялась над землей, один из бойцов упал вперед, на лобовое стекло. Его волосы оплавились, а лицо красной маской припеклось к стеклу. Павел вскрикнул и в ужасе подался назад. Он узнал брата Арсения.

Павел не помнил, как добрался до места. Когда за деревьями показались знакомые остовы лесничества, день давно перевалил за середину. Горелого с Терапевтом не было, и он залез в уже знакомую смотровую яму, забился в угол и отключился, всеми силами желая забыть события этого утра. Теперь на его совести висела не одна смерть, а несколько, и парню предстояло понять, как это пережить.

Проснулся Павел от того, что кто-то упорно тормошил его за плечо. Открыв глаза, он увидел оплывшее от ожогов лицо, которое смотрело на него из подвешенной над просекой кабины. Павел закричал.

– Ты чего орешь, Павлуха? Опять мурка приснилась? – Горелый легонько встряхнул парня и помог ему выбраться из ямы. Выглядел сталкер невероятно довольным, и Павел вдруг понял: он впервые видит Горелого в таком расположении духа.

Неподалеку, прямо в ангаре было разложено покрывало с нехитрой снедью, а Терапевт готовил кофе на газовой горелке.