— С болезнью-то мы потихоньку справляемся, Ахар. Многие идут на поправку. Даже у вашего капитана жар спал и вены больше не напоминают сытых пиявок. Врачеватель знает свое дело, он хоть и старый, но еще из ума не выжил… — Он запнулся. — Но… попали ко мне мать с сыном. Оба даже встать с постели не могут, бредят и днем, и ночью. И выглядят, если честно, паршиво. Похудели сильно, кожа приобрела омерзительный зеленоватый оттенок и воняет от них… Старый пердун уделяет им больше всех внимания, последние дни не выходит из их номера. И так пробует, и сяк — ничего не получается. А я приметил у матери с сыном серебряные обручи на головах, значит, из Геткормеи, бедняжки. И вы тоже, госпожа! Ну, и смекнул: может, вы знаете молитву какую или попросите богов по-особому, как у вас принято в царстве.
Хара на некоторое время замолчала, пытаясь переварить услышанное.
— Залтет, я…
— Мы к ним ненадолго заглянем! — перебил её хозяин двора. — Я отведу! Насчет болезни не переживайте! Как уверяет врачеватель, она не заразна! Да вы и сами знаете: столько дней ухаживаете за капитаном, а ничего не подцепили. Мне за ребенка обидно! Совсем еще малец, жизни не видел. И не могу я позволить, чтобы он вот так умер здесь — в чужой стране, в каком-то спрятанном в джунглях постоялом дворе! А всё к тому идет! Я и сам, пока никто не видел, молитву Сеетре, Жаатре и великому Баамону прочитал, но не сработало — может, веры недостаточно или перепутал чего.
— Вы добрый человек, — сказала Хара, улыбаясь. — Но чем я смогу помочь? Я занимаюсь лишь купеческими делами.
Несмотря на ситуацию, она продолжает играть свою роль. Нельзя и намека давать на истинное положение дел. В этой глуши вряд ли за ней следят шпионы Карлага, но не стоит забывать о безопасности детей. Нужно обставить всё так, будто она нехотя поддалась на уговоры Залтета, а не побежала, сверкая пятками, помогать нуждающимся.
— Всего лишь одна молитва, госпожа. У вас же в Геткормее принято перед сном разговаривать с Великим Баамоном?
— Я ничего не могу обещать…
— Разумеется! Я не настолько обезумел. Это просто попытка.
— Ладно, — сдалась Хара. — Ведите.
Хозяин двора, чуть ли не подпрыгнув от радости, направился по навесному мостику в сторону большого двухэтажного домика, построенного на трех стволах каменных деревьев.
Едва поспевая за гигантом, ей пришлось ускорить шаг.
Зел окликнул её, но она лишь махнула рукой и пообещала скоро вернуться.
Солнце-око висит над их головами, нещадно паля. Небо чистое, однако какое-то выцветшее, мутно-голубое, с дрожащей дымкой. Жара страшная, опаляет лицо и тело горячими волнами. А впереди, как назло, нет спасительной тени.
На террасе под коньками крыш Хару и Залтета провожают ленивыми взорами сидящие на скамейках здоровые постояльцы — сплошь загорелые толстяки в шелках и с бесчисленными перстнями на пальцах.
Решив, что перегрелась на солнце, она отогнала непрошенные мысли.
Несмотря на свою комплекцию, Залтет бодро поднялся по лестнице на второй этаж домика и мигом оказался возле нужной двери. Ей подъем дался тяжелее, и когда она доковыляла до хозяина двора, пот пропитал одежду.
Тут же приметила наглухо закрытые ставни номера, внутри диким зверьком шевельнулось беспокойство.
Всего лишь паника.
И ничего более.
Оглядевшись, Залтет толкнул дверь.
В нос тут же ударил тяжелый застоявшийся смрадный запах, пришлось тыльной стороной ладони зажать нос.
Впереди непроглядный мрак, полоска света выхватывает лишь сваленную в кучу тряпье и дорожную сумку.
Первым вошел хозяин двора — уверенно, быстро, решительно.
Донесся надсадный кашель, сменившийся хрипом. Скрипнули половицы.
Проглотив тяжелый ком в горле, Хара сделала шаг, оказалась в затхлом сыром сумраке тесного помещения.
Сердце ударило не меньше тридцати раз прежде, чем глаза привыкли к темноте.
И тогда стали видны очертания двух тел на одной кровати — большое и маленькое.
Пока она стояла в оцепенении, Залтет зажег с помощью кресала и кусочка кремня три масляные лампы на круглом столе — на стенах слабо задрожали огненные отсветы, оголяя влажные пятна и трещины, — затем тяжело доковылял до выхода и закрыл дверь, отрезая всё пути отступления.
Хара склонилась над кроватью.
К удивлению, мать и сын выглядят гораздо лучше, чем описывал хозяин постоялого двора и она себе представляла: да, сильно похудели, да, вены на шеях вздулись, да, кожу усеивают капли пота, а волосы скатались в омерзительные колтуны, но все равно не так страшно.
Жаль только, лиц не рассмотреть.
Открыты ли у них сейчас глаза? В сознании ли они? Наверное, нет.
— Вот уж как несколько дней не просыпаются, — ответил на её незаданные вопросы Залтет. — Буди-не буди — бесполезно. Вроде иногда ресницы дрожат, под веками двигаются глаза, однако…
— Тут нужен лекарь или маг, — сказала она. — Вряд ли молитва поможет.
Хотя посчитала иначе, но озвучивать, разумеется, не стала.
— Пока у нас нет никого, кроме старика-врачевателя. Рискнем.
— И то верно.