Парадигма

— Но не собирала большую часть населения. Не враждовала открыто с колдунами из других школ. Не пыталась превратить целую страну в пепел. Не объявляла о своих намерениях захватить весь мир. Мне продолжать? Неужели ты считаешь, подобное нормальным? Боги, да подумай о том, как война отразится на храме! Все наши лекари отправятся на поля сражений.

— Видимо, иначе никак.

— Не согласна. Мудрый правитель никогда не доведет народ до бойни. Есть много иных, мирных способов, как подавить противника. Например, экономические ограничения — просто не давай врагу торговать! Свяжи его! Как сделали с Малым Коатом. Эта страна уменьшилась до размеров верблюжьих яичек — не рассмотришь на карте.

— Ты сегодня словоохотлива.

— А вот ты — нет.

Распаленная, злая, она нарочито громко отхлебнула и в который раз оглядела покои — просторные, богато и со вкусом обставленные, уютные. Здесь очень много места, повсюду на стенах деревянные панели, шелковые занавеси. Аккуратная, незаметная мебель — никаких тебе монструозных тронов, кроватей размером с корабль. Резные стулья, небольшие шкафчики для одежды, стол, книжная панель, состоящая в основном из исторических трудов Тигелина. И самое главное — уголок с резными богами-тотемами. Нельзя представить лучшего места для молитвы и отдыха.

— Ты скучаешь по дому? — спросил Дживат. — Мы так давно не видели родину. Я уже начинаю забывать, как там было хорошо. Никаких треклятых джунглей, пустынь и обезьян. Знаешь, я пока болел, постоянно возвращался мыслями в то время, когда был обычным служкой в храме. Никаких проблем, переживаний. Только лес кругом, сады, за которыми нужно следить, да вездесущий запах вареной репы. Счастливые мгновения.

— Я тебе даю слово: это наша последняя вылазка за пределы Геткормеи. Я больше сама не смогу. Вымоталась. Устала. Сил нет. Наверное, отправлю кого-нибудь другого. Если, конечно, не начнется война. Тогда будем думать только о том, как спасти детей. — Она опустила голову. — Наверное, я плохая настоятельница. Вместо того, чтобы сидеть и управлять храмом, уехала на другой конец мира, а всю ответственность переложила на чужие плечи.

— Не говори так. Жалость к себе мало кому идет. Мне кажется, ты перебрала вина.

— Как ты со мной разговариваешь!

— Как тот, кто говорит правду, — начал дразнить её он.

Хара бросила взгляд на его лицо — размытое пятно без единого намека на глаза, нос, рот. Только если напрячь всё внимание, если заставить себя волевым усилием смотреть в одну точку, то получается что-то разобрать.

Сейчас у неё ничего не вышло — Дживат остался безликим. Мешает выпитое вино, выпавшие на её долю неприятности с детьми-рабами и бойня на постоялом дворе.

Волна ужаса накрыла Хару с головой. Её в один миг словно выкинули в морскую пучину. Дыхание перехватило. Мысль о недуге заполонила собой сознание.

Давай, расскажи ему правду.

— Ты знаешь… — Она запнулась.

Ну же! Хватит молчать!

— Я весь внимание, — саркастично сказал Дживат и сел на подушку напротив неё. — Смелее.

— Я не знаю, как это выглядит со стороны. Возможно, ты сможешь мне помочь, хотя и не уверена. И…

Опять слова не идут.

Ты словно несмышленая девчонка! Соберись! Перестань жевать сопли и скажи.

— Вечер тайн? — спросил с весельем голосе Дживат.

— Я серьезно! Ты можешь быть чуточку внимательнее! Прошу!

Он собрался, положил глиняный стакан на столик и даже перестал сутулиться.

Она же сделала долгий глоток, облизнула нижнюю губу, поставила бокал на пол. От волнения её руки дрожат, ладони вспотели, а горло перехватил невидимый обруч. Говорить правду — всегда тяжело и мучительно. А может, просто переспать с Дживатом? Признаться в любви и…

Это только всё усугубит. Ты окончательно запутаешься в своих чувствах. Проблема не будет решена.

Но чем он поможет? Прочтет тайное заклинание? Приготовит снадобье, которое исцелит её?

Не узнаешь, пока не скажешь. Но точно станет легче.

Проклятье! Собачье дерьмо! Жабья дырка! Ссохшийся обезьяний член!

— Куда делась твоя словоохотливость? — съехидничал Дживат.

— Ладно… — Просто начни. — Думаю, ты имеешь право знать… — И ничего не бойся. — Это не легко… — Хуже не станет. — И…

— Пожалуйста, скажи уже. Я не понимаю.

Она произнесла всё на одном выдохе:

— Я попыталась вчера отравить клейменного. Подлила в его тарелку с едой целый флакончик скорпионьего яда, который купил по моему приказу Зел в трущобах. Я хотела убить мальчишку. Особенно после того, что он сделал на постоялом дворе. Он не имеет права жить. И… ты знаешь… Он не умер, хотя чуть ли не вылезал тарелку!

Но ведь это не то! Трусиха! Глупая, жалкая трусиха!