Парадигма

Пока они шли во внутренний двор, Хара засыпала вопросами Зела, но вразумительных ответов от него не добилась. Нетерпение переполняло её, движения стали резкими — едва случайно не врезала локтем помощнику капитана, когда в очередной раз повернулась к нему.

Наконец, они пересекли сад и столовую, Хара, не рассчитав, так сильно распахнула двери, что те с грохотом ударились о стены.

От столь шумного появления стоящие во внутреннем дворе Джайя и Таш вздрогнули, повернули головы в её сторону.

— Я думала, мы больше никогда с вами не встретимся!

Мать почтительно склонила голову, коснулась указательным и средним пальцами медного обруча на лбу и сказала:

— Госпожа, нет большей радости, чем видеть вас в добром здравии! Пусть Великий Баамон и дальше благоволит вам! Да не познает сей дом голода, смерти и хвори.

— Ты перепутала: это должна говорить я, а не ты!

Хара расхохоталась и, наплевав на условности, крепко обняла Джайю, затем Таша.

С их последней встречи они выглядят куда здоровее: стоят уверенно, кожу покрывает ровный бронзовый загар, их спины больше не сгибает лихорадка. Статные, пышущие силой. В движениях матери появились грация, аристократическая уверенность; ее сын пополнел, округлился.

— Вы голодны? — спросила Хара. — Я могу приказать слугам принести вам суп из баранины, фрукты и ягодный сок.

— Спасибо, госпожа, но мы сыты, — ответила Джайя немного сдержанно.

— Где вы остановились? Только не говори, что в черной части Шоргира! Мое сердце не выдержит этого!

— Мы стеснены в средствах…

— Ладно, обо всем расскажешь! Нам нужно столько обсудить!

Хара сама удивилась тому, как естественно и привычно на неё налезла личина купчихи. Властные повадки, резкий голос, больше никакой кротости, на лице неизменная широкая улыбка, плечи расправлены. Она как бы увидела себя со стороны: стоит себе такая уверенная, гордая, незнающая сомнений, а её окружает роскошь — внутренний двор украшают оранешские колонны, чьи гранитные поверхности испещрены золотой вязью иероглифов, на специальных подставках через равные расстояния стоят глиняные вазы, привезенные со всего мира, на потолке — фрески, выполненные по заверениям хозяина виллы самим Иомерлем Трехглазым.

В воздухе витают запахи цитрусов — лимонов и апельсинов.

— Пойдем в мои покои.

Они последовали к ней.

— Располагайтесь как дома, — сказала Хара. — Вино не предлагаю — утро еще в самом разгаре. Да и пить, скорее всего, вы не будете.

Она скрестила руки на груди, встала напротив окна.

Джайя опустилась на подушку, Таш уселся рядом с нем.

— Да, госпожа, вы правы: от вина мы откажемся. Вы простите мою вялость и нерешительность — больше десяти дней здесь сидим, хотели найти купеческое суденышко да отплыть в Аккарат или в Тошатханский Союз. Узнали у бродячего колдуна, что в Шоргире сейчас полно кораблей — торговля со страшной силой разгорелась после вестей о войне между Геткормеей и пустынниками. Ну, и вот мы оказались тут. Однако никто не захотел нас брать. Мы застряли, а монеты заканчиваются.

— Где вы остановились?

Таш неуверенно взял с тарелки абрикос, посмотрел на мать, спрашивая разрешения. Та кивнула, и он с радостью впился зубами в сочную, сладкую мякоть.

— В старом клоповнике, который все считают постоялым двором, — ответила Джайя. — В черной части города, недалеко от района ремесленников.

— Вы остановитесь у меня.

Не вопрос — утверждение.

— Госпожа, это, конечно, щедрое предложение, но…

— Подумай о ребенке, — перебила Хара. — Мало вы переболели черной лихорадкой? Хотите еще подцепить какую-нибудь заразу? Не спорь, пожалуйста. Давай не будет тратить время впустую. У вас сейчас непростая ситуация, я могу помочь — так в чем проблема? Не вижу причин не соглашаться. Найдете корабль — и уплывете.

Джайя пожала плечами и кивнула.

— Мы и правда сейчас в бедственном положении, поэтому я приму предложение.

— Вот и славненько. Прикажу Зелу, своему помощнику, пойти вместе с вами. Он поможет принести вещи.

— Их у нас немного, госпожа.

Хара махнула рукой, подошла к рабочему столу, налила себе из большого кувшина в глиняную кружку воду, отхлебнула. Смоченное горло перестало саднить. Взгляд упал сначала на лицо матери, затем — сына, однако ничего, кроме размытых пятен, рассмотреть не удалось.

— Залтет так переживал из-за нашего скорого ухода, — сказала Джайя, устраиваясь поудобнее. — Надеюсь, он не прожужжал вам этим все мозги. Гетин уговаривал нас остаться, но мы очень спешили…

Сердце Хары сжала невидимая рука. Перед мысленным взором предстал Залтет с перерезанной шеей. Вот он непонимающе стоит, бешено вертит глазами, вот руками пытается остановить бьющую фонтаном из раны кровь, вот перевешивается через перила и летит во тьму джунглей… А после — горящий постоялый двор с горами трупов. Черные, жирные клубы дыма, пепел, запах паленого человеческого мяса, истошные крики попугаев и страшные, чуждые джунгли вокруг…