Пансион благородных девиц

Генри светит себе под ноги, опускаясь все ниже. Глубина не велика: он спустился примерно на метра три-четыре под землю (в тот страшный подвал, кишащий мертвецами, он спускался куда дольше). Сырость, запах тлена: как и положено для такого места. Вот и комната.

Он ожидает увидеть имена. Имя дочки Клариссы. Как ее звали? Ему стыдно, но он не помнит имени матери Оливии (или она ему никогда его не называла?). Ему хочется крикнуть, но он не кричит: ему это видеть не в первой. «Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…»

Восемь тех, кто когда-то был живым. Генри насчитал восьмерых. Среди них был парень в джинсах и тот, что немного умел болтать. «Мы учимся говорить, когда становимся старше, а у них запущен обратный процесс», – подумал Генри.

Они стояли вдоль стен.

– Чего вы здесь делаете? – спросил Генри, не понимая, зачем.

Страшно? Да, ему было страшно, но он решил не показывать страх, а завуалировать его смешками. Он-то не видел со стороны, что смешки эти были явно истерическими.

Мертвецы стояли. Кто как мог. Они смотрели на него? Кажется, да, смотрели. Вот только чем? Привидения должны приходить полупрозрачными, иметь при себе глаза… Он думал об этом. Но что правдоподобнее: смотреть призрачными газообразными глазами или вполне осязаемыми черными глазницами? «Ни то, ни другое», – подумал Генри. Однако их лица были направлены на него. Болтливый парень пытался что-то сказать.

– Я тебя не понимаю, – ответил Генри.

– Кига, – произнес мертвяк.

– Книга? – переспросил Генри. Тот утвердительно кивнул. – При чем тут книга?

Костлявые руки сложились в ладони, а затем раскрылись, имитируя раскрытие книги.

– Я начал читать книгу, – сказал Генри. – Какое тебе до этого дело?

Мертвяк отрицательно замахал головой и сделал шаг навстречу Генри. Остальные сделали то же самое. Нижняя челюсть Генри задрожала. Фонарик на телефоне продолжал светить в пустые глазницы. Теперь ему стало очень страшно – кажется, он разглядел внутреннюю часть затылочной стороны черепа.

«Болтливый» мертвец снова повторил жест ладонями.

– Кажется, я начинаю понимать, – ответил Генри, – это ты сбросил книжку в библиотеке?

Мертвец одобрительно закивал.

– Там было написано… о Джонатане? Ты – Джонатан?

Восемь высушенных мумий снова «оживились» и зашагали к единственному живому в их компании парню.

– Я прав? Тебя зовут Джонатан?

Тот замахал рукой, после чего костлявыми фалангами указательного пальца указал на мертвеца в джинсах и кроссовках. И те, и другие болтались на костлявом теле.

– Он – Джонатан?

Генри задумался над абсурдностью этой ситуации. Что? Где он и с кем разговаривает? Почему он с ними разговаривает? И как такое вообще возможно?

А потом ему стало не до раздумий. Костлявые руки со всех сторон потянулись к нему. Отпираться было бессмысленно: восемь против одного. На секунду появилась надежда, что силы в высохших руках не осталось. Но потом Генри понял, что уже тот факт, что мертвецы могут ходить и даже говорить с ним, не исключает и возможности того, что они будут достаточно сильными. Вот только для чего?

Он кричал. Не помнил, что именно, но кричал. Он увидел могильные плиты, лежавшие на старых каменных гробах. «Только не девочка…» – пронеслась мысль. Но на одной из плит он увидел нацарапанные инициалы: «J.K.». Генри попытался вспомнить, как звали многочисленных покойных родственников своей невесты, но на ум никто не пришел. Рядом была еще одна плита, и на ней тоже были инициалы, нацарапанные, кажется, сравнительно недавно. «H.H.». «Henry Harris (Генри Харрис)» – понял он. Вот теперь он стал упираться. Он толкался, кричал, звал на помощь. Ощущение того, что все это фарс и сон, покинули его окончательно после того, когда восемь пар костлявых рук заталкивали его в гроб.

Тогда он и проснулся.

– Ты какой-то мрачный, – сказала Оливия за завтраком.

– Мне не по себе, – сухо ответил Генри.

– Плохие сны? – с интересом спросила Кларисса, запивая блинчики кофе.

Генри поднял на нее глаза, но ничего не ответил.

– Ну, хочешь, мы сегодня уедем домой? – спросила Оливия.

– Я должен закончить работу, – сказал Генри.

– Неужели этот портрет важнее твоего состояния? Может, тебе не подходит здешний воздух? – заботливо говорила Оливия.

«Воздух этого дома», – подумал Генри.

– Я не привык бросать начатое, – ответил он.

– Ты почти не притронулся к еде, – заметила Кларисса. – Того гляди, еще и истощаешь так.

– Нет аппетита.

– Я тоже настаиваю на том, чтобы ты поел, – добавила Оливия. – Зачем ты мне будешь нужен худой и больной? – она мило рассмеялась.

Генри медленно осмотрелся вокруг: слева от него сидит его любимая девушка, напротив – ее тетка, недалеко от стола стоит пожилая женщина, именуемая в этом доме прислугой. Три женщины. «Что я, черт побери, здесь делаю?!» – подумал он.

– Кто такой Джонатан? – неожиданно для самого себя задал вопрос Генри.

Воцарилась тишина. Кларисса медленно поставила чашку с кофе на фарфоровое блюдце, Оливия сконцентрировалась на разрезании с помощью ножа и вилки блинчика, политого вишневым джемом, а Виктория уставилась прямо на Генри.