Палиндром

– Ну а чтобы не смущать присутствующих на сегодняшнем банкете наших высокоуважаемых гостей недопониманием, – глядя на представителей одной из стран, всю сплошь одетых в восточные халаты, заговорил Капута, – и дать им возможность почувствовать себя полноценным членами нашего союзничества, то мы сделаем на сегодня для них исключение и разрешим им участвовать в торгах, используя свои денежные единицы. – А вот это заявление Капуты вызвало свой отклик (правда не тот, какой он ожидал увидеть – вместо благодарности на лицах, он увидел нескрываемое недоумение) не только у тех, на кого смотрел Капута, но и у тех, о ком Капута и забыл подумать, но они и не думали себя забывать, когда такие его заявления так напрямую их касались.

Так первым, кого вначале вздрогнуло от этих слов Капуты, оказался Брумберг, отвечающий за финансовую подоплёку хождения денежных средств в мире, да и что уж идти на поводу ложной скромности, за обоснование существования этого инструмента взаимообмена и воздействия на умы людей. А как только его вздрогнуло и холодом по спине взбодрило, то Брумберг поспешил снять с себя свои запотевшие от крайней степени волнения очки. Что не так-то просто сделать, когда твои руки исходят дрожью под воздействием твоего нервного состояния, в которое загнали Брумберга эти слова Капуты, столь кощунственные по отношению к единому на всём мировом пространстве, гегемонскому платёжному средству.

И теперь Брумберг спешил снять свои запотевшие очки, не только для того, чтобы не обжечь свои уши под воздействием раскалившихся душек, но и для того, чтобы протереть стёкла очков, так ему необходимых сейчас, чтобы воочию увидеть и зафиксировать свой взгляд на этом вызове гегемонии их платёжного средства.

– Я всегда знал, что разрушителями нашей денежной системы выступим мы сами. – Глядя на Капуту во все свои глаза, через опять запотевшие очки, загудел про себя прозрением Брумберг. – Но чтобы инициировал это разрушение сам президент, то это… – Здесь Брумберг оборвал свою мысль на домыслии и, посмотрев на президента, только сейчас увидел то, что ранее за ним не замечал – президент больше на него со всем своим вниманием не смотрит, а больше внимает к другим людям, называющих себя финансовыми аналитиками, а по принципиальному мнению создателя всей этой платёжной системы Брумберга, хиромантам, имеющим совершенно отдалённое отношение к экономике.

– Эти крючки типа Блюма, даже не доведут, а сведут президента … – И опять Брумберг оборвал свою мысль на полуслове. Но на этот раз по другой причине – такие страшные мысли, даже про себя не договариваются до конца. Что не мешает Брумбергу начать искать в зале взглядом тех, кто мог бы поддержать в плане осуществления эту его страшную мысль. И на кого первого посмотрел Брумберг, то это был глава самой центральной разведывательной службы, генерал Гилмор.

И, пожалуй, Брумберг, несмотря даже на то, что имел огромное влияние на любые, даже на окрепшие умы людей и заодно все рычаги для проведения в жизнь своих замыслов, то он также имел и все другие основания найти в Гилморе союзника – Гилмору, судя по стоящему недовольству на его лице, тоже не нравилась эта идея Капуты по торгу (а президент всего лишь идёт на поводу Капуты), даже не креслом президента, а его сакральным местом в этом мире. О чём даже не надо гадать, а все в этом зале догадываются, и оттого, скоро всех здесь ждёт эпическая битва за этот фигуральный элемент власти президента – чем основательней стоит или в данном случае сидит президент на своём месте, тем крепче его власть и слаженней работает сложившаяся система.

А так, если передать этот фигуральный элемент власти президента в чужие руки, то первое что предпримут все эти чужие руки, так это оповестят весь мир о том, что секрет президентской власти, а значит и сама власть, в их руках. И тут им никакие издержки, вплоть до потери последнего, не помешают повести себя так неразумно. После чего эти чужие руки, насидевшись вдоволь на кресле президента и, почувствовав себя в нём чуть ли не богом, – а Мистеру президенту хоть иногда и приходят в голову такие безумные мысли, но он умеет себя усмирять, – захотят разобрать кресло, чтобы детализировано выяснить причину его могущества.

– Помни, ты всего лишь человек. – Всегда повторял себе Мистер президент, чтобы так не забываться (так Мистер президент усмирял свою гордыню и как результат, много конфликтов было решено не на поле боя, а в кулуарах сената, мордобоем).