Отец и сын

И опять по залу прошел шум. Но теперь в нем явно было слышно возмущение.

Петру удалось смирить свое первоначальное волнение. И он стал прохаживаться по залу, время от времени останавливаясь против сына. Он говорил. Речь его была и гневна и горька.

– Зачем же ты не внял моим предостережениям? И кто мог советовать тебе бежать?

Свидетель этой процедуры далее повествует, что при этих словах царя сын приблизился к отцу и что-то зашептал ему на ухо. «Тогда они удалились оба в смежную залу и, полагают, что там царевич назвал своих сообщников» – так считает свидетель сцены – иностранец. Мы же полагаем, что с точностью это утверждать нельзя. Но буквально спустя минуты Петр поставил все точки над i. Потому что, когда они вернулись в общую залу, в действиях и словах отца стало значительно больше уверенности. И многие смогли заметить в его речи даже проскальзывавшее искрами, злорадство:

– Вон ты как заговорил?! Прощения просишь? Вины признаешь? А не я ли тебя предостерегал многожды, что лень твоя и нелюбовь к делу моему до добра не доведут? Ведь я тебя и бивал даже, винюся здесь, перед всеми, ан нет – ты мне не внял!

Царь говорил все громче и голос его становился все выше – от баса ничего не осталось, остался только высокий крик:

– И ведь что удумал! Бежать в чужие земли! Предать отца родного и Отечество свое! Ведь ты выставил меня злодеем! От кого, как не от злодея кроткие и высоконравные сыновья бегут в чужие земли, а?!

А ведь как я надеялся! Надеялся, что примешь ты науки добрые, захочешь вместе со мною, напрягая чресла свои, строить мое и свое государство, которое полное могущества должно быть полным доброты к мирным соседям, щедрости к союзникам своим и беспощадным ко врагам! Так есть, и так будет – теперь уже без твоего ярого участия!

В продолжение этой речи отца Алексей неподвижно, как столб стоял, ни звуком не перебивая. Только тогда, когда Петр замолкал, делая паузу, сын тихонько, скороговоркою, сквозь слезы продолжал твердить свое – что молит только о жизни при самом нищем довольстве.

Но вот Петр замолк. Пауза затягивалась. Казалось, что вот пришло время для чего-то другого, кроме речей.

Но Петр заговорил снова, правда особым голосом, медленно и торжественно.

– Итак, я повторяю! Я от слова от своего не отказуюсь! Покажу тебе милость свою! Но с тем только, чтобы и ты показал саму истину и объявил о согласниках своих, кои тебе бежать к цесарю присоветовали!

4

Внимание, читатель! Мы переживаем в сюжете переломный момент. Переломный момент всего нашего повествования. Потому что, если читатель помнит, обещания сыну освободить его от ответственности, которые отец формулировал в письмах в Неаполь и позже были безусловными. Помните? «Никакого наказания тебе не будет».

Но вот сын приехал в Москву. Он в руках у царя-отца. И тогда Петр забывает обещанное и делает крутой поворот: выдвигает условие помилован и я, формулируя его как сделку, причем дает понять, что свою часть сделки он уже выполнил – помиловал сына, от которого теперь по справедливости требует, чтобы тот назвал сообщников. И для психологически пораженного сына, это условие кажется справедливым! Вот читателю пример царского коварства. То, что сделка та – скрытый обман – Петру ясно, но это никак отца не колеблет. Ведь он – может делать, что хочет и на земле ему отвечать не перед кем!

Теперь воротимся в Ответную палату.

После того, как отец явно определил при всех условие помилования, наступила тишина. Алексей, было, как и раньше, стал заполнять паузу униженным бормотанием, но отец такого развития действия не допустил и перебил его, давши знак стоявшему рядом с собою и чуть сзади Думашеву:

– Читай!

Тот вышел вперед, зарделся, словно маков цвет от чести таковой и стал читать бумагу, причем не написанную от руки, а уже напечатанную.

5

«Божеею милостию Мы, пресветлейший и державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец… и прочая… Объявляем духовного, военного и гражданского и всех прочих чинов людям всероссийского народа, нашим верным подданным.

Мы уповаем, что большой части из верных подданных наших, а особливо тем, которые в резиденциях наших и в службе обретаются, ведомо, с каким прилежанием и попечением мы сына своего перворожденного Алексея воспитать тщились. И для того ему от детских его лет учителей не токмо русского, но и чужестранных языков предали и повелели его оным обучать, дабы не токмо в страхе Божием и в православной нашей христианской вере греческого исповедания был воспитан, но для лучшего знания воинских и политических (или гражданских) дел и иностранных государств состояния и обхождения, обучен был и иных языков, чтоб читанием на оных гистории и всяких наук воинских и гражданских, достойному правителю государства принадлежащих, мог быть достойный наследник нашего Всероссийского престола.