От июня до июля

- Да, да, да. Я это знаю, знаю, - тотчас согласился Михаил Моисеевич. - В медицинской практике нередко такое случается. Вот жил тут у нас неподалеку на канале Огинского старый Абрам Пельцер. Замечательный лавочник и скупердяй каких мало. Крючок крючком. Восьмой десяток ему уже шел. И уже, вроде, и не жилец, доходил, бедолага. Некоторые тут каждый день ждали, когда он помрет, чтоб наследство к рукам прибрать. А было что, было. Не то чтоб детей у Пельцера не имелось - уже и внуки, и правнуки завелись, а он все в лавке сидел, злотые счи­тал. И уже совсем он доходил, а однажды взял да и женился на шестнадцатилет­ней внучатой племяннице своей покойной жены! И девять месяцев не выпускал девчонку из своих лап, пока она не родила ему двойню. Двух таких крошечных Пельцерят. Вот как внешность бывает обманчива. А у вас, значит, обратная исто­рия - с виду вы кажетесь здоровыми, а на самом деле очень больны?

- Очень, доктор, очень больны. И, прошу заметить, все наши товарищи почему- то тоже расхворались. Прямо эпидемия какая-то. Плохое питание, нервная обста­новка, вредная работа. Так что требуется много лекарств. Выручайте, доктор.

- Ну, что ж. Все, что требуется для лечения ваших ужасных заболеваний, по мере сил буду собирать. А, кстати, требуется ли хирургический инструментарий? А перевязочный и шовный материал?

- Да, доктор, все нужно. И хирургическая помощь тоже.

- Очень мило! Очень! - весело воскликнул доктор. Тотчас схватил гитару, плюхнулся на диван и запел, наигрывая: - «Когда б имел златые горы и реки пол­ные вина.» А где взять? Где взять, я спрашиваю? Ведь вам же не пальчик пора­ненный нужно перевязать - сами говорите: «как можно больше». «Все б отдал я за ласки, взоры.» А почему раньше об этом не подумали? Не предполагали, что потребуется? Вот именно! Но, слава Богу, я почему-то догадывался о востребо­ванности медикаментов во время войны и сделал неплохой запас того, о чем вы говорите. Еще в первые дни оккупации. Спрятано, сложено в надежном месте и в солидном объеме. Я и сам рад служить, так и передайте кому надо. Но не сейчас, попозже, когда с Софочкой все образуется - я весь к услугам. Теперь, в зиму, ей уходить из дома чрезвычайно опасно. В марте ожидаем развязки ситуации и - бе­гом отсюда! Я вас правильно понял, правильно, молодые люди?

- Правильно, - улыбнулись Кремень и Ликер.

- Вот! А теперь идемте, - скомандовал доктор, надевая пальто. - Я отведу вас в хранилище. Сразу сможете и взять первую партию.

А еще через несколько дней к столярной мастерской, именуемой в городе как дом Шелюбских, по свежему снегу, еще подсыпавшему за ночь, подкатили роз­вальни, запряженные резвым коньком.

- Тпру-у, холера ясна! - натягивая вожжи громко осадил бодрую живелину по­лулежавший в пышном душистом сене молодой, с капризно-требовательным вы­ражением лица сельский панок. На нем были хорошо пошитый, с деревенскими прибамбасами в виде закрученных кожаных пуговиц, широких застежек внахлест и чрезвычайно широкого, богатого воротника, крашенный в цвет хны овчинный тулуп, крепкие кирзовые сапоги и заячья шапка. Навязав лошадь, он, громко топая на ступеньках, зашел в дом. Снял шапку.

- Езус Христус похвалены. - Сказал и, получив вместо ответа только угрю­мые взгляды работавших здесь мебельщиков Зелика Меликовского и Ильи Абра­мовского, сплюнул на пол и проговорил без всякого стеснения: - Жидовский дом христопродавцев, Матка Боска Ченстоховска. - А затем как ни в чем не бывало сказал, обращаясь к мебельщикам-мастерам: - А что, панове, каб мне шафу новую заказать для хаты. И новы сундук патрэбны - каб таксама зрабить? Грошы маю. Плачу рублями.

При этих словах мебельщики переглянулись, и Меликовский спросил:

- А кто пана послал к нам?

- Мой свояк, Павел Васильевич, - ответил парень.

При этих словах человек, сидевший спиной к входу перед печкой на корточках и подбрасывавший в топку мелкие поленца, поднялся и шагнул к вошедшему со счастливой улыбкой, протягивая руки навстречу.

- А мы вас третий день ждем, третий день, - говорил Кремень, пожимая руку приезжему и обнимая его.

Из комнаты, вход в которую из мастерской был всего лишь зашторен ситце­вой занавеской на веревочке, вышел, улыбаясь, обычно сдержанный на эмоции Ликер. И мастера-мебельщики, сменившие на лицах выражение угрюмой насто­роженности на приветливое, тоже подошли к приезжему. Каждый пожимал ему руку, хлопал по плечу, заглядывал в лицо и говорил слова приветствия. И парень смутился, покраснел, от неловкости несколько раз провел ладонью по своей ши­карной черной шевелюре.

- Вы извините, товарищи, что я вас так обзывал. Так командир мне сказал, чтобы все было натурально.

Кремень, а за ним и остальные засмеялись.

- Молодец, молодец, очень все было натурально. Мы, еще в окно увидев тебя, решили: куркуль очередной приехал, - говорил, широко улыбаясь, Кремень. - А уж как ты на пол сплюнул, у меня совсем настроение испортилось, думаю, опять день попусту пройдет. А теперь-то уж будем знать друг друга в лицо и по имени.

Кремень назвал себя, товарищей.