Остроумие и его отношение к бессознательному

Можно предпочесть и более простое объяснение: если человеку не нужно преодолевать никакой задержки, то наше негодование излишне, а смех, получается, возникает якобы за счет негодования, от которого мы избавлены. Чтобы устранить это неправильное, в общем-то, понимание, нужно строже отделить друг от друга два случая, объединенные в предшествующем изложении. Наивное в наших глазах может иметь либо природу шутки, как в приведенных примерах, либо природу сальности (или вообще непристойности), что особенно справедливо для случаев, когда наивное проявляется не в речах, а в поступках. Такие случаи и вправду способны ввести в заблуждение. Для них можно было бы предположить, что удовольствие возникает из сэкономленного и испытавшего превращение негодования. Но первый случай поясняет нам, что наивная речь – Bubizin – может сама по себе выступать как легкая шутка и не давать никакого повода к негодованию. Это, конечно, более редкий, но более чистый и более поучительный пример. Размышляя о том, что ребенок искренне, без всякой побочной цели, считал слоги «Madi» в придуманном слове «Madizin» сходными со своим полом, мы осознаем, что наше удовольствие от слышанного лишь возрастает. Причем это увеличение не имеет ничего общего с удовольствием от шутки. Мы рассматриваем теперь сказанное с двух точек зрения: как донес ребенок – и как восприняли мы сами. При этом сравнении выясняется, что ребенок нашел нечто общее, преодолел рамки, которые существуют для нас. А затем мы как будто говорим себе: если хочешь понять услышанное, можно сэкономить расходы на поддержание этих рамок. Высвобождаемая при сравнении энергия является источником удовольствия от наивного и проявляется в смехе. Это, разумеется, та же самая энергия, которую мы превратили бы в негодование, не исключай наше понимание личности автора и сам характер сказанного такое негодование. Но если отталкиваться от наивной шутки как от образца для другой наивной непристойности, то мы поймем, что и здесь экономия от задержки может непосредственно вытекать из сравнения. Поэтому нет необходимости предполагать негодование, было вспыхнувшее и подавленное; это негодование соответствует иному применению освобожденной энергии, для чего шутке необходимы сложные предохранительные приспособления.

Это сравнение, эта экономия затрат при мысленном перемещении в душевный процесс автора, только тогда значимы для наивного, если они свойственны не ему одному. В действительности у нас возникает предположение, что этот механизм, совершенно чуждый остроумию, есть, быть может, существенная часть психического процесса в комизме. С такой стороны, это, следовательно, разновидность комического (важнейшая оценка наивного!). В наших примерах все то, что дополняет наивные речи удовольствием от остроты, является «комическим» удовольствием. Об этом удовольствии разумно утверждать, что оно возникает из сэкономленной энергии при сравнении поведения другого человека с нашим собственным. Но так как здесь открываются чрезвычайно широкие перспективы, следует прежде закончить описание наивного. Итак, наивное – это разновидность комизма в том отношении, что удовольствие от него проистекает от разницы в затратах, которая возникает при желании понять другого человека. Оно близко к остроумию по условию, согласно которому сэкономленная при затрате энергия должна была расходоваться на поддержание задержек[147].

* * *

Окинем беглым взглядом еще некоторые сходства и отличия между теми понятиями, к которым мы наконец пришли, и теми, которые издавна известны в психологии комизма. Вживание в психический процесс другого человека, желание его понять суть не что иное, полагаю, как «комическое заимствование», которое со времен Жан-Поля причастно изучению комического. Сравнение душевного процесса другого человека со своим собственным может выявить «психологическое различие», для которого мы нашли подходящее место (при анализе остроумия нам это не удалось). Но в объяснении комического удовольствия мы расходимся со многими авторами, по мнению которых удовольствие должно возникать от перепадов внимания между противоположными представлениями. Мы такого механизма удовольствия понять не можем[148]. Мы указываем, что при сравнении противоположностей результатом будет разница в затратах. Если эта разница не получает иного применения, то она проявляет тягу к разрядке и становится источником удовольствия.

* * *

К самой проблеме комического мы подходим с некоторой робостью. Будет дерзостью предполагать, что наши исследования способны внести немалый вклад в разрешение этой проблемы, хотя сочинения немалого числа достойных мыслителей не предложили удовлетворительного объяснения. Фактически мы лишь задались целью глубже проследить в области комического ту точку зрения, которая показалась нам ценной для нашего понимания остроумия.