Остроумие и его отношение к бессознательному

Третий пример покажет, что еще один технический прием, изученный нами при остроумии, также обслуживает наивное. К маленькой девочке в качестве гувернантки приняли француженку (Französin), которая ребенку не понравилась. Едва вновь приглашенная француженка удалилась из комнаты, девочка начала вслух ее критиковать: «Француженка! Быть может, ее так зовут потому, что она однажды лежала возле француза!» На первый взгляд, шутка представляет собой двусмысленность с двояким толкованием. Однако девочка была еще слишком мала, чтобы иметь представление о двусмысленности, и перенесла на несимпатичную чужестранку определение подделок, которое часто слышала («Да разве это настоящее золото? Быть может, оно когда-нибудь лежало возле золота!») В силу неведения ребенка, которое столь резко изменяет психический процесс у слушателей, детская речь становится наивной. Но в силу этого условия (неведения) бывает и ложная наивность – скажем, предполагается неведение, которого у ребенка давно не существует. Дети часто имеют обыкновение притворяться наивными, чтобы воспользоваться свободой, которой их иначе бы лишили.

Из этих примеров можно установить, что наивное занимает среднее положение между остроумием и комизмом. Наивное сходно с остроумием по словам и содержанию. Оно злоупотребляет словами, создает бессмыслицу или сальность. Но психический процесс у творца, который в остроумии открывает столько интересного и загадочного, здесь целиком исчезает. Наивный человек думает, что говорит нормально и просто пользуется доступными средствами выражения и мыслительными путями. Он ничего не знает о побочной цели. Также он не извлекает никакого удовольствия из творчества. Все характерные черты наивного присутствуют лишь в понимании слушателя, который соответствует третьему лицу в шутке. Еще творец создает наивное без труда. Сложная техника, свойственная остроумию и призванная упразднить задержку разумной критикой, при наивности не применяется, так как у наивного человека нет еще задержки, а потому он может, непосредственно и без компромисса, преподносить слушателям бессмыслицу и сальность. В этом отношении наивное представляет собой пограничный случай шутки, к нему приходят, если в формуле шутки снизить порог цензуры до нулевого.

Если для воздействия шутки необходимо наличие у обоих участников приблизительно одинаковых задержек или внутренних сопротивлений, то условием для наивного можно, следовательно, считать наличие у одного участника задержек, которых нет у другого. Тот, у кого имеется задержка, слушает и понимает наивное. Только этот индивидуум получает удовольствие, доставляемое наивным, и мы легко догадываемся, что удовольствие возникает вследствие упразднения задержек. Так как удовольствие от шуток имеет то же самое происхождение – ядро удовольствия от слов и бессмыслицы и оболочка от упразднения задержек и облегчения психических затрат, – то на этом тождестве в отношении к задержке основано внутреннее родство наивного с остроумием. В обоих случаях удовольствие возникает из-за упразднения внутренней задержки.

Но психический процесс у воспринимающего лица (с которым при наивном всегда совпадает наше «я», тогда как при шутке мы можем поставить себя и на место ее автора) в случае наивного суждения тем сложнее, чем проще при шутке психический процесс у ее создателя. На воспринимающее лицо наивное суждение воздействует именно как шутка, о чем свидетельствуют, кстати, и примеры выше, ведь для наивного суждения, как для шутки, возникает возможность упразднения цензуры благодаря одному только выслушиванию. Впрочем, всего одна часть удовольствия, доставляемого наивным, допускает такое объяснение. Но даже эта часть в иных ситуациях наивного суждения – например, при выслушивании наивной сальности – подвержена опасности. На наивную сальность можно без всяких рассуждений откликнуться с негодованием, как на подлинную сальность, однако некий фактор избавляет нас от этого негодования и доставляет одновременно более значительное удовольствие.

Этот фактор задается вышеуказанным условием, по которому для распознания наивного должно быть известно, что у автора слов отсутствует задержка. Когда мы уверены в этом, то смеемся, а не возмущаемся. То есть мы принимаем во внимание психическое состояние автора, мысленно переносимся в такое же состояние, стараемся его понять, сравнивая с нашим собственным. В результате отождествления и сравнения получается экономия затрат, которую мы выплескиваем в смехе.