Мы привели здесь в связь друг с другом, с одной стороны, затрату психической энергии при механизме мышления, с другой – содержание этой мысли. Наше утверждение сводится к тому, что психическая затрата непостоянна и принципиально независима от содержания мысли. В особенности следует подчеркнуть, что мышление взрослого требует большей затраты энергии в сравнении с мышлением ребенка. Пока речь идет только о помышлении движений разной величины, теоретическое обоснование нашего положения и доказательство его путем наблюдения не составляют ни малейших затруднений. В этом случае качество мышления как определенной психической формы действительно совпадает с качеством мыслимого, хотя психология и предостерегает нас от такого смешивания.
Представление о движении определенной величины я получил тогда, когда совершал это движение или подражал ему. Во время этого акта я изучил меру для данного движения в моих иннервационных ощущениях[149].
Когда я воспринимаю подобное движение большей или меньшей величины у другого человека, то вернейший путь к его пониманию (к апперцепции) состоит в том, чтобы я, подражая, совершил то же движение и затем путем сравнения решил, при каком движении моя затрата была больше. Такое стремление к подражанию определенно случается при восприятии движений. Но в действительности я не подражаю, не читаю больше по отдельным звукам после того, как научился читать по слогам. Вместо подражания движению, выполняемому мышцами, я вызываю у себя представление о нем при помощи следов своих воспоминаний о затратах, произведенных при подобных движениях. Процесс представления, или «мышление», отличается от действия или поступка прежде всего тем, что он расходует гораздо меньше активной энергии и не дает разрядиться главному запасу.
Но каким образом количественный фактор – большая или меньшая величина – воспринятого движения получает выражение в представлении? Если отображение количества отпадает в представлении, сложившемся из качеств, то как я затем могу различать между собой представления о движениях разной величины, то есть проводить именно то сравнение, которое обозначено выше? В этом отношении может помочь физиология, которая учит, что и в ходе мышления наблюдается иннервация мышц (разумеется, с небольшой затратой энергии). Теперь легко предположить, что эта иннервация, сопровождающая мышление, употребляется для отображения количественного фактора представления, что она больше тогда, когда мыслят какое-то значимое движение, чем когда речь идет о небольшом движении. Следовательно, представление о большем движении является поистине большим, то есть сопровождается большей затратой энергии.
Непосредственное наблюдение показывает, что люди привыкли выражать свойства большого и малого в содержании своих представлений через различный расход мимики представлений. Когда ребенок или простолюдин (или представители некоторых народов) что-то рассказывает или описывает, то можно легко заметить, что он не довольствуется пояснением своих мыслей точным словесным изложением, но дополняет содержание слов жестами. Он объединяет мимическое изложение со словесным, причем подчеркивает количество и степень: «высокая гора» – рука при этом приподнимается над головой; «крохотный карлик» – рука низко над землей. Отвыкни он почему-либо от жестикуляции руками, то продолжал бы жестикулировать голосом. А если научится владеть интонацией, то можно быть уверенным, что при описании чего-либо большого он широко раскроет глаза, а чего-то малого – зажмурится. Это не аффекты, которые он проявляет таким образом; это фактическое содержание его представлений.