Вышеизложенное толкование историй о посредниках может быть продолжено. Правда, нам не нужно вдаваться в подробности, так что я могу довольствоваться тем, что буду видеть в этих историях шванки (житейские шутки) и откажу им в звании подлинного остроумия. Существует, следовательно, и такой субъективный признак острот. Мы теперь его отметили и должны будем впоследствии изучить. Согласно этому признаку, только то является шуткой, что признается мною таковой. Шутка для меня может быть для других всего-навсего комической историей. Но если остроумие и допускает это сомнение, то причина здесь в том, что налицо показная сторона, в нашем случае комическая, которой вполне насыщается взгляд одного человека, а вот другой человек может попытаться рассмотреть, что находится позади этого фасада. Будет обоснованным и подозрение, что этот фасад предназначен для того, чтобы ослепить испытующий взгляд, что такие истории, следовательно, что-то скрывают.
Во всяком случае, если наши истории с посредниками суть шутки, то они из разряда лучших, так как за своим фасадом они скрывают не только то, что полагается сказать, но и нечто, по сути, запретное. Продолжение толкования, которое обнажает скрытый смысл и разоблачает тот факт, что эти истории с комическим фасадом являются тенденциозными остротами, будет следующим: каждый, у кого по неосторожности вырывается из уст правда, фактически радуется тому, что освободился от необходимости притворяться. Это верное и глубокое психологическое положение. Без такого внутреннего согласия никто не позволит одержать верх над собой автоматизму, обнажающему истину[105]. Но в итоге потешная личность шадхена превращается в достойную сожаления и симпатичную. Как должен блаженствовать человек, который может наконец сбросить ярмо притворства и воспользоваться удобным случаем, чтобы выкрикнуть правду! Едва он замечает, что дело проиграно, что невеста не нравится молодому человеку, то охотно выдает еще один, скрытый ее недостаток, которого не заметили ранее. Или пользуется поводом и приводит решительный довод, чтобы так выразить свое презрение людям, на которых работает: «Да разве кто доверит им хоть что-нибудь!» Здесь ирония затрагивает и родителей, лишь вскользь упомянутых в этой истории и считающих позволительным подобное надувательство, чтобы непременно выдать замуж свою дочь, и убожество девушек, которые позволяют себе выходить замуж при подобных обстоятельствах, и непрочность браков, которые строятся на таких предпосылках. Посредник – именно тот человек, который способен придать «голос» такой критике. Он в большинстве случаев знает об этих злоупотреблениях, но не должен говорить о них вслух, потому что посредник – бедный человек, который добывает средства к жизни, закрывая глаза на такие злоупотребления. Но в подобном же конфликте находится и дух народа, создавшего эту и подобные ей истории. Люди знают, что святость браков в изрядной мере страдает от порядка их заключения.